Наш разговор с Эльвирой Агурбаш, вице-президентом крупной сельскохозяйственной компании «Мортадель», недавним «кандидатом в кандиты» на пост президента России, начался с обсуждения интервью, данного ею несколько дней назад коллегам из «Аргументов недели». Речь шла об обстановке в компании «Евродон», главный кредитор которой ВТБ, по мнению Эльвиры Калметовны, фактически уничтожает крупный сельскохозяйственный бизнес, выстроенный предпринимателем Вадимом Ванеевым. Причем собеседник Агурбаш активно пытался перевести разговор в русло вывода «Шувалов предал Путина», что выглядело несколько странно. Что же произошло? Попытки политизации сложного, неоднозначного бизнес-противостояния, на наш взгляд, лишь снижают возможность его взаимовыгодного разрешения. Поэтому мы попытались очистить ситуацию от ненужной шелухи и разобраться, что же на самом деле произошло в «Евродоне» – главном игроке на небогатом рынке российской индюшатины. Царьград не встал ни на чью сторону – нам важнее понять, что нужно сделать, чтобы сельское хозяйство в России цвело и пахло, а не загнивало, как это часто происходит сейчас. В двух словах: с 2008 года предприниматель Вадим Ванеев начал брать кредиты под залог долей в бизнесе. Когда не удалось погасить очередной платеж, выяснилось, что долги Ванеева аккумулировала у себя государственная корпорация развития – банк ВЭБ. За несколько тысяч рублей, предусмотренные договором залога, ВЭБ получил бо́льшую долю «Евродона» и попытался сместить Ванеева. Главными жертвами корпоративного противостояния стали сами индейки (в результате отключения электроэнергии за неуплату погибли сотни тысяч особей) и, естественно, российские покупатели. О безнадежных кредитах Царьград: Вы говорили, что график погашения кредитов изначально составляется таким образом, что предприятия не могут их погасить. То есть фактически владелец «Евродона» брал кредит, зная, что он его не отдаст? Эльвира Агурбаш: Все-таки нет. Дело в том, что изначально все сельхозпроизводители получают инвестиционные кредиты на 5-7 лет. С учетом государственной субсидии это 5-6 процентов годовых. Но у нас сельхозпроизводители не работают с такой прибылью. И поэтому гасят кредиты не с прибыли, а с оборотных средств, то есть сокращая оборотный капитал. Сельское хозяйство – не просто дотационная отрасль, у нее еще есть особенности – риски эпидемий: птичий грипп, АЧС и так далее. А найти страховые компании, чтобы застраховаться от этих рисков, очень нелегко. Есть и биологические аспекты. Свинья растет, скажем, 160 дней, индюк 148-154 дня, крупный рогатый скот еще больше – полтора года, под два. То есть чтобы увеличить, например, маточное поголовье, необходимы не только денежные средства, но и время, когда эти деньги не зарабатываются. А у нас же не бывает такого, чтобы мы не платили 2-3 года проценты и тело кредита, а сначала заработали и уже потом выплачивали. Потому-то все и платят с оборотного капитала. Фото: Матыцин Валерий / ТАСС Когда Ванеев брал этот кредит, он рассчитывал отдать его за счет оборотных средств. Ц.: То есть кредит был крайне рискованным, но, с другой стороны, без него создать производство было невозможно? Э.А.: Кредиты у всех рискованные. Но в 2018 году «Евродон» вышел на безубыточность, хотя в 2017 году Россельхоз около двух месяцев запрещал ему продавать продукцию – небольшая вспышка птичьего гриппа. А если нет продаж, то нет и денежных поступлений, оборотного капитала. Естественно, образуется нехватка денежных средств, за ней задолженность по коммунальным услугам, по зарплатам. Если платят зарплаты, а оборотных средств нет, значит образуется задолженность по комбикормам. И поголовье гибнет, потому что нет денег на комбикорма, на свет, потом птичий грипп, потом карантин – и предприниматель вынужден снова влезать в кредиты. А ему говорят: да, пожалуйста, мы тебе даем денег, но ты нам отдаешь долю, 34 процента. Это у всех такая ситуация, не только у «Евродона». Об управлении залогами Ц.: Вы упоминали, что свою долю предприятия ВЭБ купил за семь с небольшим тысяч рублей. Откуда взялась эта сумма? Э.А.: Когда Вадим Ванеев в 2008 году брал первые кредиты, у него уже были производственные мощности, был сбыт по всей России, но не было возможности получить кредит на нормальных условиях. Он должен был отдать 40 процентов своей доли с возможностью потом, после погашения кредита, выкупить ее по номиналу, по-моему, за 4 тысячи рублей. Потом, летом 2017 года, «Внешэкономбанк» приобрел еще 34 процента доли, тоже за копейки – три с чем-то тысячи. Это было условием выдачи нового кредита. Между тем стоимость активов «Евродона» – свыше 30 миллиардов, а чтобы построить то же самое с нуля, необходимо 70 миллиардов. Ц.: Почему вас не устраивают действия ВЭБа, который стал основным собственником предприятия и вправе вести дела по своему усмотрению? Э.А.: Вызывает вопросы профессионализм назначенных ВЭБом управляющих. ВЭБ сейчас сообщает, что начал выплачивать долги по зарплатам, проводит инвентаризацию, которая займет три месяца. Они намерены обанкротить предприятие, чтобы понять, какие еще есть долги и как их можно снизить. Одновременно менеджеры ВЭБа говорят, что у них есть план развития. Но о каком плане развития может идти речь, если они еще дебет с кредитом не свели? Если они даже не знают сумму всех долгов? Как они могут говорить о плане развития, если сегодня от всего стада осталось процентов 20-25, и себестоимость одного килограмма просто золотая? Месяц назад они критиковали Ванеева и его группу за то, что те продают индейку сетям в убыток, что коммерческая группа работает неверно, а сейчас сами пишут о том, что они должны вернуться на рынок, в розничные сети, и для этого им, скорее всего, придется продавать в ноль или по акциям в убыток. Все это преподносится как благодеяние: ВЭБ решил, ВЭБ оплатил, ВЭБ сделал, ВЭБ выводит. Но на какие деньги все это происходит? На государственные? Но у государства своих денег нет, есть только деньги налогоплательщиков. И с контролем траты этих средств, судя по всему, большие проблемы. Фото: Михаил Терещенко/ТАСС О незаменимых Ц.: Мы все-таки пару слов в защиту ВЭБа скажем. ВЭБ – это не банк, у него нет банковской лицензии, это государственная корпорация развития. ВЭБ десятилетиями кредитовал российскую экономику под залог активов – по той же схеме, что и «Евродон». В 2008-09 годах, например, ВЭБ потерял больше, чем вся остальная банковская система в совокупности – как раз потому, что он активно ее кредитовал фактически без шансов на возвращение средств. Потом была сочинская Олимпиада – люди строили объекты на деньги ВЭБа, не возвращали кредиты, и ВЭБ получил эти объекты, не очень понимая, что с ними делать. Приходится реализовывать их – как правило, с огромным минусом. Сейчас, когда туда пришел Игорь Шувалов, перед ним поставили задачу избежать подобной траты средств – то есть выдачи кредитов, получения взамен активов и реализации их за копейки. Они пытаются сделать как-то по-другому. И случай, о котором мы сейчас говорим – пример того, как люди, может, не очень профессионально, но пытаются как раз сохранить государственные активы. Э.А.: Я во всех своих видеороликах говорю: задача, которую поставили перед ВЭБом, правильная. Но, проработав шесть лет в этой производственной сфере, три из которых я потратила, чтобы хоть что-то в ней понять, я утверждаю, что со стороны разобраться в тонкостях выращивания индейки невозможно. Тем более этого не могут сделать финансисты. Меня поражает, что ВЭБ – государственная корпорация, но у нее нет государственного подхода. Нам нужно производство своей птицы, а кроме Ванеева этот «Евродон» никто не поднимет. Потому что птицу надо любить, с ней возиться и работать. Если бы в ВЭБе мыслили стратегически, то поставили бы в «Евродон» своего финансового директора, а Ванеева оставили бы генеральным. Мне кажется, именно так и следует сделать. Вызвать Ванеева и сказать: «Ты остаешься гендиректором, мы ставим своего финансового директора, мы вкладываем деньги под отчет, заполняем все эти птичники, и далее, когда мы набираем обороты, у тебя будет возможность, уже, конечно, не за копейки, но по нормальной цене выкупить нашу долю – и тогда любой банк сможет тебя перекредитовать, потому что это будет живое предприятие, это будет стоящий актив». Таким шагом ВЭБ и дал бы надежду бизнесу, и поднял себя в глазах всей России. Ц.: Из ВЭБа ситуация, однако, смотрится иначе. Там видят, что с 2008 года Ванеев набрал кучу долгов, разобраться в них не может, контроль над предприятием потерял – и, следовательно, должен уйти. Эта логика тоже имеет право на существование. Э.А.: Я не считаю, что Ванеев потерял контроль над ситуацией, но в последнее время он вынужден тратить огромные силы, защищая бизнес вместо того чтобы его развивать. Бывают такие ситуации, поверьте мне, что, немного утрируя, буквально пулю в лоб пустить хочется. Вы вообще много видите людей, которые идут в сельское хозяйство? Это самая неблагодарная отрасль, поверьте. Ц.: У Александра Ткачева, вероятно, иное мнение. Э.А.: (Смеется) Ну конечно, с таким-то административным ресурсом. Сегодня, когда уже эта ситуация дошла до тупика, здравомыслящий руководитель с государственным мышлением должен понимать, что предприятие надо сохранить и поднять, чтобы «Внешэкономбанк» мог вернуть свои деньги. Без Ванеева они не поднимут. Ц.: Незаменимых нет. Или все-таки есть? Э.А.: В этом хозяйстве – есть. Потому я и бью во все колокола. От редакции: Никакой политики, никакого криминала в «деле "Евродона"» нет. Перед нами просто яркий и очень полезный пример непродуманности государственной политики в области сельского хозяйства, отсутствия стратегического подхода. Этот бизнес настолько специфичен, что в него нельзя взять и войти сходу, разобраться за три месяца и начать выпускать продукцию. Давление на русское село идет со всех сторон, но наиболее отвратителен именно диктат торговых сетей. Под предлогом благоустройства городов у нас фактически уничтожили нестационарную торговлю в угоду «Дикси», «Магнитам» и «Пятерочкам», которым нет дела до развития сельского хозяйства, им нужен товар здесь и сейчас, причем по минимальной цене – чтобы можно было максимизировать свою наценку. Возможно, нам нужен государственный ритейлер (покупка части «Магнита» банком ВТБ дала такую надежду, но она быстро рассеялась), работающий «в ноль», а не ради прибыли – такой игрок смог бы за счет собственной маржи давать производителям более выгодные условия, и частным конкурентам пришлось бы тянуться за ним. ВЭБ старается спасти «Евродон», как может и умеет. Мы желаем ему удачи и надеемся, что все не сведется к банальному отъему бизнеса. Слишком много подобных примеров мы видели, и не хотелось бы пополнять эту копилку.
