Даже в 1930-х во Владивостоке можно было лицезреть, как жили люди на востоке в X–XIII веке – в эпоху Сун. Достаточно было зайти в китайский театр.
Во Владивостоке имелся театр Ван Тын-сина на Корейской улице: «Здание каменное; зал на 400 чел. Цена местами от 50 коп. до 2 руб.». Кроме того, была целая улица, которая так и называлась – Сиюань дацзе, то есть Театральная (ныне Семеновская). Здесь имелось два знаменитых китайских театра: Северный (Семеновская, 3, Сунчжу утай, или Сцена сосны и бамбука) и Южный (Семеновская, 6, Юнсян чатин, или Чайный дом вечного блаженства). Между театрами была жесткая конкуренция – «Война Севера с Югом». (На месте одного ныне расположен торговый центр «Родина», в здании другого – Детско-юношеская спортивная школа по гимнастике).
Здесь в пьесах почти полностью отсутствовали декорации и бутафория. Время и действие обозначались определенными музыкальными мелодиями. Особым приемом китайского театра являлась игра с «несуществующими» предметами. Так, например, палка с несколькими пучками конского волоса в руках артиста означала, что он едет верхом. Или артист берет весло и делает небольшой прыжок – он уже в лодке и т. п.
Китайский зритель, привыкший к этим традиционным приемам, сам воссоздавал мысленно реалистическую картину действия.
Подавляющее большинство спектаклей представляли собой театрализованное воплощение наиболее любимых китайским народом исторических и сказочных романов и легенд. Во времена Сун уже было около 700 театральных сюжетов, множество из которых основывалось на реальных событиях. Особой популярностью славились исторические пьесы о жизни многочисленной сунской семьи Янов.
Особой популярностью в театрах Приморья пользовалась пьеса «Тайное возвращение генерала Яна к матери» – военный эпизод конца периода Сун, когда Китай постоянно находился в состоянии войны с северными варварами». Программка 1920-х годов так описывала ее содержание:
«Генерал Ян, находящийся в плену у тартар, отчаивается навсегда снова увидеть Китай. Его жена – дочь тартарского императора, как раз родила ему сына. Будучи зятем главы государства, Ян имел хорошее к нему отношение и мог бы быть вполне счастлив, если бы не его желание опять увидеть свою мать. Не смея никому об этом сказать, он не перестает мечтать о возможности побывать в Китае. Жена, заметив, как грустит генерал Ян, спрашивает его о причине и обещает помочь ему в его предприятии. Для этого необходимо получить одну из золотых стрел, которые используются в качестве знака для прохождения военной охраны на границе.
Однажды, когда юная принцесса находится в комнате своего отца с ребенком на руках, ребенок начинает плакать, и глава государства, который любит его, нежно спрашивает, в чем дело. «Он хочет поиграть с одной из этих золотых стрел, и я не позволяю ему», – отвечает дочь, после чего отец сам дает ребенку то, что он хочет. Одновременно в комнату входят несколько генералов, и дочь незаметно ускользает вместе с ребенком, несущим стрелу.
Генерал Ян, который только и ждет возможности уйти, уезжает с доверенным слугой в тот же вечер, пообещав жене вернуться через несколько дней.
Через несколько дней после отъезда генерала Яна тартарский вождь просит дочь вернуть ему золотую стрелу, с которой играл ее ребенок. Она уже собирается быть сурово наказанной за то, что она сделала, когда генерал Ян, человек слова, возвращается и признается своему тестю в причине, которая побудила его действовать так, как он сделал.
Начальник был так тронут этим примером любви сына к матери, что он все прощает и разрешает генералу Яну впредь так часто навещать свою мать, как он хочет».
20 июля 1931 г. писатель Михаил Пришвин посетил один из владивостокских китайских театров: «В китайском театре изображалась жизнь за 500 лет от нашего времени, и приемы игры были древние, а сюжет состоял в том, что богатый по своей оплошности попадает в руки бедного, переносит через это все страдания, какие может только вынести человек, но, в конце концов, правда торжествует, богатый восстанавливается в своих правах, а бедного ведут на виселицу. Китайский театр был переполнен, у каждого китайца в руке был чайник и чашечка, курили, грызли семечки тыквы. В этой обстановке я невольно перестраивался согласно сюжету пьесы, манерам игры и виду публики тоже на жизнь за 500 лет до нашего времени».
Но вскоре уже перестроился и сам театр. В 1931 г. Дальневосточный крайком ВКП (б) вынес решение о создании Управления театрально-зрелищными предприятиями, в подчинение которому передавались все дальневосточные театры, включая и китайские.
«Театр старый не только по своей сугубо условной, застывшей в своих канонах и масках, театральной форме, но и древний, старый по языку и содержанию, показывающий в пьесах войны между феодалами и героями, где симпатия зрителя невольно (благодаря высокой технике и мастерству актеров, вырабатывавшемуся веками) и на стороне феодала, и на стороне отдельных героев, – такой театр, сохранивший феодальные пережитки, театр давно умершей культуры, чуждый и современной действительности, и вопросам, волнующим каждого китайского рабочего, не мог удовлетворить культурных потребностей нового китайского рабочего», – посчитали в управлении. И закрыли его.
Юрий УФИМЦЕВ
