Вокруг дома №132 на Обводном канале давно расселенные здания, глядящие вокруг себя пустыми провалами окон. На соседней улице в 2004 году немцы снимали фильм «Бункер» про последние дни Гитлера — без декораций смогли воссоздать Берлин 1945-го года. В то же время в шестиэтажке кипит жизнь — до сих пор там огромные коммунальные квартиры на 26 комнат во весь этаж. Одни приезжают из ближнего зарубежья в поисках работы, а другие доживают век и растят внуков, в квартире с одной ванной на 70 человек. «Карповка» прогулялась по этажам столетнего забытого властями дома-призрака с Татьяной, которая живет там уже 33 года, и пообщалась с другими обитателями.
Дом с койко-владельцами
Семь минут влево от метро «Балтийская» на набережную Обводного канала — почти центр Петербурга да еще и с видом на водную гладь. Старинный дом, построенный в 1904 году архитектором Николаем Басиным в стиле эклектика. Позади него, в глубине дворов, — судебные участки и пристанище мировых судей. Стена к стене, дом подпирает одна из известнейших в городе заброшек «Красный треугольник».
— Я застала те времена, когда «Красный треугольник» работал в три смены. Гудел он непереносимо. Зато метро работало до часу, всегда были люди и ночью на Обводном никогда не было страшно, — вспоминает Татьяна. — А еще он дико вонял. И, когда на прошлой неделе завод горел, мы вспомнили этот давно забытый гадкий запах резины.
Изначально дом принадлежал купцам Орловым. В дореволюционные времена южная часть Обводного канала, где стоял дом, считалась самым настоящим захолустьем, куда приличные люди старались не заглядывать. В 1965 году доходный дом приспособили под общежитие для строителей, коим оно и было до девяностых.
Лишь в 2004 году обитателям дома на Обводном начали выдавать ордера, которые позволяли приватизировать обжитые за десятки лет комнаты. Тогда начались повальные приватизации. Татьяна вспоминает, что те, кто помоложе, пытались втиснуться в льготные программы, а другие начали сдавать квартиры приезжим.
— Нам говорят: «Почему вы не выезжали». Но вот мне, например, уже скоро 50 лет. И я их здесь встречу. Я никому никогда не жаловалась. Мы — советские. Нас так учили: работаешь — тебя заметят. Но нас так никто и не заметил.
Из-за того, что дом числился общежитием, его жильцы оказывались собственниками даже не доли в коммунальной квартире, а койко-места. Из-за этого их легко можно было передвинуть туда, куда нужно власть имущим. Например, однажды часть жильцов с шестого этажа переселили ниже, а освободившуюся площадь отдали в аренду компьютерной фирме. Газовщики просто пришли в квартиру и отрезали все трубы. И все бы ничего — таковы нормы. Но, когда фирма все же съехала, а этаж снова стал жилым, 26-комнатная квартира получила на всех своих жильцов одну плиту из положенных четырех. Остальные три просто забыли включить в проект.
— Дом надо расселять, но нашим властям-то что. Вот, взялись за ремонт, фасад красят. В подъезде батареи повесили. А то, что дом при этом разваливается, никого не волнует. Это как на грязные ноги надевать новые туфли.
Без попа и жизнь не та
В доме на Обводном, 132, всегда темно. Единственные площади с окнами в конце длинных коридоров жильцы огораживают и забирают себе. Бывшие строители понимают, что в доме должен быть свет хоть иногда, что помещения нужно проветривать, но каждый борется за собственный комфорт. Поэтому предприимчивых соседей никто не осуждает.
Но есть жилец, который вызывает вопросы у всех обитателей коммунального дома. Несколько лет назад на третий этаж въехал поп с женой и множеством детей. Им выделили часть коммуналки, которую предприимчивый богослужитель быстренько отделил от соседей дверью и приватизировал. По словам Татьяны, новоиспеченная квартира даже получила отдельный номер — 51. Судя по данным региональной геоинформационной системы правительства Петербурга, квартира под таким номером занимает 175 квадратных метров, а ее кадастровая стоимость превышает 12 миллионов рублей.
Когда поп стал делать перепланировку, по стене на втором этаже пошла трещина. Службы пришли ее заделывать, но она стала еще больше. Теперь в щель из коридора можно увидеть, что делается на кухне.
— Сам священник хотя бы не хамит, — делится Татьяна. — А попадья — вы не представляете. Ну и дети у них бездельники. У нас тут бумажка висит в подъезде, что курить нельзя. А дети священника стоят и все равно курят. Говорю им, что вышли бы хоть на улицу — тоже хамят.
Как живется в доме 1904 года
— Раньше душ был в подвале, и все от первого до шестого этажа ходили мыться сюда. А, когда воды не было, то бегали вниз с нагретыми ведрами. Сегодня я себе такой подвиг уже позволить не могу. — Татьяна показывает на уходящую в темноту почти не освещенного подъезда лестницу.
Поднимаясь на первый этаж, спотыкаешься взглядом о черные провалы, которые зияют почти между всеми ступеньками. Высота большая. А что, если обвалятся?..
— Когда не думаешь об этом, ходить нестрашно. Страшнее вечером возвращаться, когда половина дома как узбекская республика, — резонно замечает Татьяна.
У каждой квартиры на каждом этаже своя специфика. Самым ухоженным Татьяна считает четвертый этаж. У них на входе стоит новейшая среди соседей железная дверь, коридоры внутри пустые и просторные, не захламленные типичными «отходами» коммунального быта. Даже проглядывается намек на некоторый косметический ремонт.
По мнению Татьяны, приличным остался только тот этаж, где больше всего собственников. Там люди давно друг друга знают и им проще договориться. Но «старожилов» у дома осталось не так много – едва наберется человек 30 на все шесть 26-комнатных этажей. Из-за этого помещения приходят в упадок и, несмотря на слабые усилия оставшихся, дом разрушается.
Жизнь на стройке
В соседнем здании, прилегающем к дому, идет стройка. Жильцы предполагают, что там будет отель. Из-за бесконечного шума стройки люди не могут спать по ночам, а со стен падают прикрепленные на гвозди лестницы. И это все в доме, в котором ни разу за 113 лет не было капитального ремонта.
Из кухни четвертого этажа выглядывает грузный мужчина. Ему под 40, и выглядит он помятым – очевидно, недавно проснулся.
[nggallery id=538]
— Кирюшечка, привет! — радостно произносит Татьяна и треплет мужчину по плечу. — Вот ребенок! Кирюшечка помнит меня молодой, а я его помню маленьким. Теперь мы сравнялись. В весовой категории ты меня обошел, да? Дети уже выросли и у них свои дети, представляете?
— Дырку-то будем в стене показывать? — с готовностью спрашивает Кирюша. — И полы вот проседают. Тут грунт ходячий. Видимо, потому что набережная рядом.
— Я Путину написала сегодня, — говорит тетя Лена, которая вдруг оказывается рядом с Кириллом. Она училась и работала вместе с Татьяной 20 лет. Они строили промышленные объекты, работали на высоте, а в 80-х годах в -46 градусов работали в Ленобласти. Было так холодно, что спецовки примерзали к скамейкам. — Мы не просто строители, мы все вкусили с огромным таким минусом. Километры города построили, а сами-то где живем?
— Здравствуйте, Любовь Анатольевна, — тем временем здоровается Татьяна с еще одной женщиной. — Сколько друзей сегодня! Мы, старички, все друг друга знаем.
На шестом этаже у Кирилла живет сестра с тремя детьми Лида, которую Татьяна помнит «с маленьких девочек». Женщина с готовностью показывает ванную. Солнечного света там нет из-за огромной фанеры вместо окна — оно однажды просто выпало. Коммунальщики решили, что стекло там жильцам не нужно, и заменили его доской.
— А однажды коммунальщики меняли трубы и разбили унитаз, — вторит Татьяна. — Жильцам пришлось неделю ходить в туалет на Балтийский вокзал. Когда мы написали чиновникам, нам ответили, что «Мусор вывозится и складируется в срок». Им главное написать отписочку вовремя.
— После того как с шестого этажа съехала компьютерная фирма, освободились помещения, — перебивает Лида. — И сюда стали вселять народ. Вселили тех, кого выгнали из своих квартир за долги. Как будто тут платить не надо! А потом в оставшиеся комнаты въехала свора ребят из детского дома. Недавно была поножовщина. А рядом уже несколько лет живут двое из психоневрологического диспансера. Один справляет нужду прямо в комнате. На чердаке вот спят бомжи. Мне страшно, что дети подхватят заразу.
Надежды на капремонт или расселение у жильцов дома 135 уже нет. Молодые пытаются брать ипотеку и съезжать, а старые, по словам Татьяны, просто устали. Многие пьют с горя, другие пишут чиновникам и не получают долгожданного ответа. Дом так и не признали аварийным, а значит переселять оттуда никого не нужно.