1 сентября 2020 года ушел из жизни один из самых таинственных и спорных детских писателей Владислав Крапивин
Ушел из жизни один из самых таинственных и спорных детских писателей Владислав Крапивин. Кто-то видел в нем педагога и моралиста, а кто-то – низвергателя педагогики. Для одних он – подвижник военно-морской истории, а другие считают его антимилитаристом. Кто-то любит особую, Крапивинскую фантастику, а кто-то восхищается удивительно правдоподобностью описания послевоенного детства.
И это все о нем, авторе “Оруженосца Кашки”, “Мальчика со шпагой”, “Тени Каравеллы”, “Самолет по имени Сережка”, “Журавленка и молнии”, сказки “Ковер-самолет” и еще около сотни рассказов, повестей и романов. И вот вам еще один феномен писателя Крапивина – в веке 21-м его книги не менее популярны, чем в 60-70-е годы прошлого века. Значит, находит там что-то свое, важное, вечное, нужное, новое поколение подростков, выросшее с гаджетами в руках и немыслящее жизнь без Wi-Fi и интернета. Но Крапивина они читают на бумаге. Об этом сам Владислав Петрович рассказывал накануне своего 80-летия обозревателю “РГ” Дмитрию Шеварову. Тогда он сказал, что уже устал подписывать книги, потому что их стало слишком много. А нам лишь остается добавить: к счастью для нас. В том интервью Владислав Крапивин откровенно рассказал о своей семье, своем писательстве и любимых книгах. Поэтому слово Владиславу Петровичу…
Сейчас вам пишется?
Владислав Крапивин: Понемножку. Но пришел к выводу, что ничего нового я, наверное, уже не напишу. И это не мудрено: за письменным столом я провел шестьдесят лет. Да и не хочется видеть сморщенные носы рецензентов. Кто подобрее напишет: “Неплохо, но возраст сказывается…” Кто позлее: “А-а, Крапивин не тянет…”
А что бы вы перечитали сейчас из своих книг?
Владислав Крапивин: “Трое с площади Карронад”, “Самолет по имени Сережка”, кое-что из трилогии “Острова и капитаны”…
Ваши мама, папа, отчим и дядя Боря давно стали героями ваших книг. Поэтому, когда недавно приоткрылась одна из драматических страниц судьбы вашего отца Петра Федоровича Крапивина, то это взволновало и ваших читателей. Оказалось, что вы – сын священника.
Владислав Крапивин: Хотите по порядку?.. После первого курса университета мы с мамой поехали в Ханты-Мансийск навестить мою старшую сестру. Обратно в Тюмень возвращались на пароходике времен Марка Твена. Родители уже были в разводе, у меня был отчим, но вот мы сидели на палубе, и мама говорит: “Я должна сказать тебе одну вещь про твоего папу…”. Она произнесла это с таинственной значительностью, и я тут же вообразил: отец был участником Белого движения. Я спросил: “Он что – был белым офицером?” “Нет, что ты. Он был священником”. На это я разочарованно усмехнулся: “Ему что – делать больше нечего было?”
А оказалось, что ему действительно ничего другого не оставалось. В начале 1920-годов, когда отец окончил школу в Вятке, бабушка, ревностная католичка, посоветовала ему выучиться на …православного священника: “Пан Бог един для всех, а ты всегда будешь с куском хлеба”.
Потом он встретил мою маму, они поженились, и отца направили в село Филиппово, потом в Казарино. Любили его прихожане очень, хотя и удивлялись, что батюшка с матушкой зимой на прогулку ходят на лыжах. В 1933 году отца посадили. Мама ездила к нему каждую неделю на свидания. Однажды ночью он вдруг пришел домой – выпустили. Это был еще 34-й год, а не 37-й. Он снова стал служить. Но тут у отца произошел конфликт с другим деревенским священником. Тот, похоже, был провокатором… Терпение у отца лопнуло, и он, будучи в Вятке, зашел к церковному начальству и сказал: “Владыка, помогите, укротите вы нашего смельчака: ладно, себя погубит, так ведь людей ставит под удар”. Владыка разгневался, а у отца – он же был наполовину поляк – взыграла шляхетская натура: он хлопнул дверью, вернулся в деревню и нанялся в бригаду сплавщиков, которые по реке гоняли плоты.
А потом?
Владислав Крапивин: А потом к папе пришел местный уполномоченный НКВД и сказал: “Отец Петр, я ваших взглядов не исповедаю, но знаю, что вы человек честный и добрый, вас в деревне уважают, поэтому очень прошу вас: прямо сейчас собирайте вещи и исчезайте из села – ночью я должен буду вас арестовать…”
И папочка, не мешкая, смотал в Вятку, устроился там в какую-то артель. Потом мама списалась с дядей Борей, и тот ответил: приезжайте ко мне в Тюмень, будем жить вместе. Папа поступил в Тюмени в учительский институт и вскоре устроился учителем русского языка в школу.
Отец отказался от сана за четыре года до моего рождения. Так что я скорее все-таки сын учителя, чем сын священника.
При Матвееве в “Пионере” была постоянная рубрика, посвященная “Каравелле”. А сегодня о “Каравелле” из СМИ ничего не узнаешь. Как и о тех энтузиастах, которые, увлекая мальчишек добрым делом, спасают их от “групп смерти”, от наркотиков и компьютерных игр.
Владислав Крапивин: Просто некому стало писать и рассказывать об этом. Я листал Интернет перед началом учебного года: обсуждают только проблему школьной формы. Других, более острых проблем, у школы нет. Понимаю, что быть ретроградом плохо, но я вернул бы школу к тому лучшему, что было в начале 1960-х годов: программы, методика, ритм школьной жизни, товарищеская атмосфера. А какая сейчас может быть атмосфера, если дети учатся под прицелами видеокамер, а перед ЕГЭ их обыскивают?
Не первый год продолжаются попытки создать что-то подобное пионерской организации…
Владислав Крапивин: В советское время были не одна, а фактически две организации под именем пионерской. Одна подлинно детская, гайдаровская, где были настоящие вожатые, и ребята жили своими интересами, играми, отрядными делами, походами. И была организация, руководимая завучами, подчиненная задаче “учитесь и слушайтесь”. Так вот сейчас возрождается именно эта организация педагогических тетушек: “Дети, вы должны лучше учиться – наш класс вступает в юнармию!”.
Почему вы так редко ездили за рубеж?
Владислав Крапивин: Меня довольно рано оставила страсть к дальним путешествиям. Я вдруг почувствовал, что везде все одно и то же. И когда у меня было время, я уезжал в Севастополь. Я раз сорок туда приезжал и жил там иногда подолгу… Я мечтал о Севастополе с детства, с той поры, как прочитал “Малахов курган”. Эта книжка Сергея Тимофеевича Григорьева вышла в 1940 году, и мы, послевоенные мальчишки, с ней не расставались.
Как вам удается сохранять оптимизм?
Владислав Крапивин: Я честно скажу: никак не удается. Я его не сохраняю. Но вот мне звонят ребята из “Каравеллы” и говорят: “Слава, мы выходим!” У них то гонки, то поход. И тогда я подхожу к окну и вижу: по синей воде летят парусники, многие из которых я строил своими руками вместе с ребятами.
Что вас утешает в горькие моменты?
Владислав Крапивин: Вот этот стеллаж. На нем – авторские экземпляры, полтысячи моих изданий. Несмотря ни на что, эти книги есть. И никуда уже не денутся.
Справка “РГ”
Владислав Петрович Крапивин родился 14 октября 1938 года в Тюмени. В 1961 году окончил отделение журналистики филологического факультета Уральского университета им. Горького в Свердловске. В том же году создал в поселке Уктус ребячий отряд, позднее названный “Каравеллой”. В 1964 году 26-летний Крапивин принят в Союз писателей. В 1974 году получает премию Ленинского комсомола. В 2013 году становится лауреатом премии Президента Российской Федерации в области литературы и искусства за произведения для детей и юношества – за вклад в развитие детской литературы.
Автор 100 книг – романов, повестей и рассказов.
Источник: «Российская газета»
Текст: Наталья Лебедева, «Российская газета»