В газете «Ульяновская правда» 13 августа 1950 года появился некролог, подписанный «Группа товарищей». Он был посвящен памяти театрального художника Якова Васильевича Глинки. «Свыше 30 лет своей жизни Я.В. Глинка отдал советскому театру, - написано в некрологе. - С первых дней советской власти Яков Васильевич оставляет юридическую службу и с присущей ему неутомимой энергией отдается любимому делу. С 1920 года работает ведущим художником в крупнейших городах Советского Союза - Москве, Ленинграде, Сталинграде, Киеве, Одессе, Новосибирске, Краснодаре, Алма-Ате, Севастополе, Воронеже. В течение последних 12 лет Яков Васильевич плодотворно работал в Ульяновском областном драматическом театре главным художником, а затем художником-постановщиком. Талантливый художник, полный творческой энергии, неутомимый общественник, прекрасный отзывчивый товарищ, кристально чистой души советский человек, беззаветно преданный Родине, - таким был Яков Васильевич Глинка». Лишь намеком указывалось в некрологе на характер дореволюционной деятельности покойного. Между тем Глинка начал заниматься театром в зрелом возрасте, пятидесяти лет от роду. А до этого была совсем другая жизнь. Дворянин, юрист, сенатор В конце мая в Ульяновске побывал 82-летний Владимир Шпигельский. Он стоял у основ советской электронной промышленности, работал в различных «почтовых ящиках», в «Наукограде» в Новосибирске и Зеленограде. На его счету 25 изобретений и несколько десятков рацпредложений. А еще он - внук Якова Глинки. Признался, что «к сожалению, ни разу не видел деда и не приезжал в Ульяновск. Мама привозила сюда к деду лишь моего младшего трехлетнего брата. Меня, 10-летнего, не взяли». Но про деда Владимир Николаевич рассказывает и известные, и семейные подробности. Яков Васильевич Глинка принадлежал к одному из старинных известных дворянских родов Российской империи, родоначальником которого был польский дворянин Виктор-Владислав Глинка. Родился 19 мая (31 мая по новому стилю) 1870 года в Житомире в семье государственного деятеля, тайного советника, подольского губернатора, члена Совета министров внутренних дел Василия Глинки и Софьи Глинки. В 1895 году окончил юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета. За плечами Глинки 22 года юридической службы. И служба эта протекала в высших государственных учреждениях России: сначала в аппарате Государственного совета, а затем, на протяжении 11 лет, - в Государственной думе, где он возглавлял ее рабочий аппарат - думскую канцелярию. В 1913-м получил чин действительного статского советника. В апреле 1917 года Временным правительством был назначен сенатором. Фактически Глинка выполнял роль советника и ассистента всех председателей III и IV дум, обладал широчайшими полномочиями: осуществлял подбор и анализ информации, обеспечивал председателя во время заседаний думы всеми необходимыми документами, был знатоком парламентских прецедентов и традиций. Таким образом, он оказывал достаточно существенное влияние на деятельность думы. А вне работы… «Яков Васильевич увлекался парусным спортом, был членом Санкт-Петербургского речного яхт-клуба, - рассказывает Владимир Шмигельский. - У него имелась яхта «Заноза», на который он ходил. До революции написал книгу со своими рисунками «Руководство для плавания под парусами». Мы пытаемся сейчас ее издать. В своем имении он взял лодочку, поставил на нее мачту, необходимое оборудование. Несмотря на то, что был человеком богатым, многое мастерил своими руками, красил, обрабатывал дерево. Приходил к обеду с не отмытыми от краски руками, и лакей с пренебрежением подавал ему блюда последнему за столом, потому что считал, что он занимается не барским делом. Это помогло деду после революции, когда жить стало не на что, а надо было кормить семью». Про неврастеника и хулигана С 1910 года Глинка начал вести дневник, в котором ярко и образно описывал закулисные подробности парламентских событий и характеры думских деятелей. Вот, к примеру, такую характеристику он дал будущему премьер-министру Александру Керенскому: «Неврастеник, адвокат по профессии, он горячо произносил свои речи, производил впечатление на женский пол. Многие считали его кретином». Досталось от Глинки и самому эксцентричному депутату Владимиру Пуришкевичу: «Пуришкевич - не глупый, смелый в своих действиях и поступках и хулиган в своем поведении. Он не задумается с кафедры бросить стакан с водой в голову Милюкова. Необузданный в словах, за что нередко был исключаем из заседаний. Когда охрана Таврического дворца являлась, он садился на плечи охранников, скрестивши руки, и в этом кортеже выезжал из зала заседаний». Владимир Николаевич, смеясь, вспоминает историю своей мамы про то, как после таких рассказов четверо маленьких детей Глинки играли в Пуришкевича - носили друг друга по очереди на стуле. Из Думы - в землекопы и художники Блестящую карьеру Якова Васильевича прервала Октябрьская революция. Можно было опустить руки, растеряться, возненавидеть, страдать по ушедшей безвозвратно эпохе. Но надо было не просто кормить, но и буквально спасать семью. «В разгар Гражданской войны Глинки уехали из Петрограда в родовое имение Тартар, - рассказывает Владимир Николаевич. - Имущество у них, конечно, конфисковали. Время от времени местная власть брала их в заложники, но приходили крестьяне и говорили, что «барин хороший», и его освобождали. Это повторялось неоднократно, потому семья решила уехать из имения. Старшая дочь Татьяна уже была актрисой, устроился в театр и Яков Васильевич. Делал все - копал землю, мастерил подмостки и декорации, в общем, стал рабочим классом. И от него отстали, хотя он не скрывал, что был чиновником Государственной думы. Может, еще и потому удалось избежать репрессий, что дед не состоял ни в какой политической партии». С театром семья кочевала по всей стране. Выяснилось, что Глинка прекрасно рисует, и в конце концов он стал художником-оформителем. Так началась, как писал Яков Васильевич, «вторая жизнь, ничего общего не имеющая с моей прежней деятельностью. Я вступаю в семью артистов и всей душой отдаюсь искусству». В 1938 году Глинка переехал в Ульяновск, устроился главным художником Ульяновского драматического театра. Коллега Якова Васильевича, художник Николай Митрофанов, вспоминал: «Он был довольно стар, лет эдак семидесяти или около этого, с палочкой, он был уже сед и, конечно, в очках при соломенном картузе». Глинка уходил одним из последних с работы, удивлял всех своей необычайной работоспособностью. Это помогло выстоять, не сломаться. О своем прошлом рассказывал только Митрофанову. Тот писал: «Как выяснилось, Яков Васильевич имел поместье, хозяйство. По словам его жены, только породистых дойных коров они имели до шестидесяти голов. Сам Яков Васильевич занимал пост в Государственной думе, что подтверждалось снимками из журналов «Нива» и «Искра». Прожить больше половины своей жизни барином, «его высокородием», впитать в себя привычки барской жизни и очутиться пролетарием - это не каждому дано перенести. И все же Яков Васильевич справился с таким нелегким превращением. А если и были у него в душе грустные мысли, он умел глубоко скрывать свою грусть от людей. Несмотря на преклонный возраст, был не-померно жив и словоохотлив, весел и остроумен, деликатен в обращении». В театре Глинка прослужил 12 лет, оформил более 70 спектаклей. Здесь пережил трагедию: в 1942 году пришло известие о том, что его сын, летчик-орденоносец, лейтенант Георгий Глинка «пропал без вести в воздушном бою с немецким фашизмом». Остались у Якова Васильевича три дочери. И все годы художник бережно хранил свои дневниковые записи, дополнял свои воспоминания. 10 августа 1950 года Глинка с Митрофановым пришли на общегородское собрание работников искусств, проходившее в здании, где сейчас размещается музыкальное училище. Почувствовав себя плохо, Глинка вышел на балкон и умер от кровоизлияния в мозг. Его похоронили на Воскресенском кладбище в его восточной части, недалеко от церкви. Жена Глинки Елена Николаевна после смерти мужа уехала к дочери в Магнитогорск. Там и похоронена. Сокровища семейного архива «Моя мама Ольга Яковлевна бережно хранила дневник своего отца - клеенчатую тетрадь, заполненную записями аккуратным почерком, - говорит Владимир Николаевич. - Сами понимаете, что хранить такой дневник было делом опасным. Я не знал о его существовании до 1990 года, мне уже было за сорок. Про деда она говорила лишь то, что он работал художником. И вот в начале 90-х мама начала «теплеть», рассказывать о том, кем дед был до революции, и показала дневник. Мама стала перепечатывать его на машинке. Нашелся человек - историк Борис Витенберг, который взялся этот дневник опубликовать. И в 2001 году вышла книга «Автор дневника «Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906-1917». В нашем домашнем архиве сохранилось более сотни рисунков и эскизов к спектаклям, автопортрет деда, портрет моей мамы. И еще - чемодан со старыми семейными фотографиями». Владимир Николаевич знал, что дед похоронен в Ульяновске, но не знал, где его могила. Как-то собирал в интернете информацию по Якову Васильевичу и наткнулся на заметку, в которой женщина написала, как на экскурсии в Ульяновске она посетила могилу Глинки. А экскурсоводом был Антон Шабалкин. «Через него я связался с Фондом возрождения Воскресенского некрополя, который помог мне привести в порядок могилу, - говорит Шмигельский. - Старую плиту мы не стали трогать, рядом поставили новый памятник с изображением той самой яхты «Заноза». Всей семьей хотели приехать на могилу в прошлом году, к 150-летию деда. Не получилось из-за пандемии». У Владимира Николаевича трое детей, пятеро внуков - все уже определились в жизни. И двое маленьких правнуков. Никто из них не носит фамилию деда. Но все они - из рода Глинок. Не прерывается нить времен. И как очень верно сказал Владимир Шмигельский, «хочется, чтобы как можно больше людей помнили о Якове Васильевиче. Душа человека живет, пока помнит». Анна ГРИГОРЬЕВА
