Парунов (Шустер) Александр Владимирович. Инженер-энергетик. Начальник Вычислительного центра. ч.3
Ещё в общежитии я начал приобретать художественную литературу, комплектовать свою домашнюю библиотеку. В своей собственной квартире это уже вошло в правило. Приобрел по подписке 12-томное издание собрания сочинений Жюля Верна, 5-томник собраний сочинений А.Н.Толстого, 12-томное собрание сочинений А.П.Чехова, 6-томник А.И.Куприна, 6-томник Майн Рида, в издании «Классики мировой литературы» собрал все романы Т.Драйзера. В 1961 году в магазине подписных изданий на бульваре Шевченко (сейчас там торгуют мобильными телефонами) удалось подписаться на 20-томное собрание сочинений Вальтера Скотта, 14-томное собрание сочинений Джека Лондона в приложении к журналу «Огонёк», 4-томник С.Маршака, 5-томник С.Есенина и впервые издававшийся 5-томник собрания сочинений И.Ильфа и Евг.Петрова. А вот в 70-е годы стать подписчиком стало уже очень серьезной проблемой.
Помню, к новоселью мне удалось осуществить свою заветную мечту – приобрести хороший радиоприёмник. Приобрёл я лучший по тем временам приёмник Рижского радиозавода им. Попова – «Фестиваль».
....Меня усадили в первом ряду. Ну, что сказать! Пьеса была современная, на производственную тему. То, что драматург понятия не имел, что такое завод, для меня стало ясно уже с первых слов, произнесенных на сцене. Рита играла какого-то диспетчера и на протяжении всех трех актов всё время искала какую-то фрезу для передовика-токаря. Это при том, что токари работают резцами, а фрезами работают фрезеровщики....
...За час до вылета в аэропорту «Внуково» погода испортилась, пошёл густой снег. Объявили о задержке моего и еще целого ряда рейсов. Рядом со мной в зале ожидания в кресло опустилась молодая девушка. Когда она сняла свой пуховой платок, я обнаружил, что она натуральная блондинка и весьма недурна собой. Через полчаса мы уже были настолько знакомы, что я с интересом узнал: сижу рядом с Элеонорой Малинаускайте, помощником прокурора города Каунаса. Она в прошлом году закончила юридический факультет Вильнюсского университета. Когда через полтора-два часа нас пригласили на посадку на разные рейсы – Москва-Киев и Москва-Каунас – мы о многом уже успели поговорить и даже обменяться телефонами.
В Киеве у меня было немало проблем: дома никак не ладилась семейная жизнь; на работе дело шло к перебазировке цеха на новую территорию, на новый завод. Тем не менее, приятным сюрпризом был звонок из Каунаса. Нора настоятельно приглашала во второй по величине и значимости город Литвы, обещая прекрасные экскурсии по городу и окрестностям.
Что было делать? Романтик, сидевший во мне, начал проявлять черты авантюриста. Этому способствовала весна – был конец марта. Командировок в том направлении никаких не предвиделось. Оформив на работе отгул на субботу, я раздобыл в канцелярии бланки и оформил для домашних фиктивную командировку на три дня с пятницы по воскресенье, благо нечастые рейсы Киев- Каунас и Каунас-Киев чудесным образом совпадали именно с этими днями. Не помню уже, что это был за тип самолёта – вылетал он из аэропорта «Жуляны». Вечером в пятницу Нора встретила меня в каунасском аэропорту и поселила в прекрасном одноместном номере центральной гостиницы.
Непродолжительное время, проведенное в Каунасе, осталось в памяти надолго. Я никак не ожидал, что этот небольшой город будет настолько интересен. Во-первых, это порт на слиянии рек Немана и Нярис. Во-вторых, у этого города большая история. Он известен с Х1У столетия, в его окрестностях стоит старинный замок, церковь Витаутаса заложена в 1400 году, собор Петра и Павла – в 15-ом веке, городская ратуша – в 16-ом столетии. Моя неугомонная спутница водила меня в Исторический музей, Литературный музей, Художественный музей им. Чюрлёниса.
У меня, грешным делом, даже складывалось впечатление, что доводя меня в эти два дня до крайней степени утомления, она таким образом старалась предвосхитить какие-то попытки излишнего сближения, чему способствовали, конечно, замечательные весенние денечки. На эти темы она пыталась проводить со мной душеспасительные беседы, убеждая, что каждая порядочная девушка должна сохранить себя для будущего мужа. Мои же аргументы, что жизнь прекрасна, пока ты молод, а молодость быстротечна, не могли поколебать глубоко засевшую в ней мещанскую, с моей точки зрения, идеологию. У меня в ушах долго ещё звучали её страстные призывы, произнесенные с приятным прибалтийским акцентом, понять её жизненную позицию.
Расстались мы замечательными друзьями. На память она подарила мне фотографию, сделав на обороте надпись на литовском языке. Спустя лишь несколько лет, будучи в командировке в Вильнюсе, мне удалось попросить какого-то литовца перевести мне надпись на фотографии. Он посмотрел на меня с удивлением и сказал, что мне может позавидовать любой мужчина, так как там написано: «Я очень тебя люблю!».
И ещё один небольшой штрих в продолжение знакомства с Элеонорой. В 1985 году, то есть, через 22 года у меня дома вечером раздался телефонный звонок. Жена сказала, что меня спрашивает какой-то мужчина. Мужчина назвался администратором гостиницы «Украина» и попросил меня подойти в номер такой-то, где меня очень хотят видеть.
Это были не современные годы, когда тебя незнакомый чеченец может украсть и перепродать в рабство, поэтому я не очень колебался, идти или не идти. В номере меня ждала Элеонора Малинаускайте, располневшая, дородная дама, в строгом черном костюме. Приехала в Киев на Всесоюзное совещание работников прокуратуры. Работает заместителем генерального прокурора Литовской ССР. Рассказала, что была замужем, разошлась, давно мечтала попасть в Киев, чтобы встретиться со мной. Разыскала меня только благодаря помощи своих киевских коллег, так как я сменил фамилию и несколько адресов. Знает обо мне практически всё, поэтому вопросы задавать мне не будет. Хочет мне сказать, что при нашей встрече 20 лет тому назад я был тысячу раз прав. Очень сожалеет, что наша встреча была тогда сугубо дружеской. Мы пожелали друг другу счастья, и на том расстались.
1963-й год был для меня весьма насыщен событиями как производственного характера, так и в личном плане. Завершалось строительство филиала завода «Радиоприбор» на Окружной дороге. Полным ходом шла организационная подготовка к перебазированию моего цеха на новые производственные площади.
Директор Котляревский ещё загодя готовил кадры для нового локального подразделения. В начале 1962 года у меня в цехе появился куратор в должности заместителя директора – Николай Иванович Кирилюк. Прибыл он из Минска, где работал начальником СКБ на Заводе электронно-вычислительных машин им. Серго Орджоникидзе. Невысокого роста, склонный к полноте, лет сорока, левая рука у него пострадала в детстве от церебрального паралича. Работать он не мешал, напротив – давал дельные советы, у нас с ним установились нормальные отношения. Но беда была в том, что человеком он был добрым и отзывчивым, и благодаря его ходатайствам перед руководством завода мой цех наводнил целый десант минских специалистов, среди которых дельных людей оказалось намного меньше половины. Эту массу людей он перетянул в Киев в предвидении своего назначения на должность директора будущего завода. Орава людей, считавших себя большими специалистами, не знала чем себя занять, слонялась целыми днями по цеху, давала ненужные советы, одним словом, мешала работать.
Чтобы навести элементарный порядок, решили провести реорганизацию моего цеха, в котором к тому времени уже работало более 400 человек. Выделили в самостоятельный цех № 17 участок печатных плат, так как к этому времени меня уже загружали изготовлением плат для всех сборочных цехов. Начальником цеха назначили Юрия Поляка. Выделили из состава моего цеха участок наладки ЭВМ, создав на его базе новый цех под № 9 – цех наладки и сопровождения. Ещё часть высококвалифицированных наладчиков вошла в состав вновь созданного СКБ ЭВМ, пополненного программистами из Института кибернетики.
Начальником СКБ ЭВМ стал бывший начальник лаборатории Института кибернетики, ветеран Великой Отечественной войны Евгений Сергеевич Орешкин – симпатичный, деловой человек. Начальником цеха № 9 стал минчанин Борис Никитин, человек, вызывавший антипатию как своей внешностью, так и своим характером. Собственно, именно так можно было охарактеризовать почти всех минских «варягов».
Забегая несколько вперед, скажу, что именно эти люди стали причиной того, что впоследствии Н.И.Кирилюка ЦК КПУ не утвердил на должность директора, так как его люди забросали все инстанции жалобами. В этих многочисленных склочных жалобах писалось о том, что их, видите ли, не назначают на руководящие должности на новом заводе. Кончилось тем, что по результатам проверки комиссии ЦК, на должность директора нового завода ВУМ (вычислительных и управляющих машин) назначили киевлянина Аполлинария Федоровича Незабытовского, сотрудника ЦК КПУ. А Кирилюк, проработав на заводе ВУМ некоторое время в должности главного инженера, вынужден был перейти на работу в ИК АН УССР. А многим выходцам из Минска пришлось, не солоно хлебавши, возвращаться в родные места.
Ещё небольшой штришок из жизни высоких руководителей. Уже через год директору завода ВУМ А.Ф.Незабытовскому надоела зависимость от головного завода «Радиоприбор» и его властного директора М.З.Котляревского. Пользуясь своими связями в ЦК, он добился полной самостоятельности, сумев перевести завод ВУМ из Министерства радиопромышленности СССР в Министерство автоматизации и систем управления. Какова была реакция Котляревского, по инициативе которого, собственно, был построен завод ВУМ, нетрудно себе представить.
В том хаосе, который воцарился в цехе перед перебазировкой, мне следовало определить свою дальнейшую судьбу. У меня состоялась предварительная беседа с директором завода, в которой я просил оставить меня на заводе, ставшем для меня за прошедшие семь лет родным. Какой мне было смысл ездить за тридевять земель на новый завод, если я получил жилье напротив своей работы. Директор убеждал меня, что между двумя заводами будет постоянно курсировать специально выделенный автобус, что вечером будет осуществляться развозка. Но меня трудно было переубедить, поскольку я видел, каков контингент людей, которыми комплектуется будущий коллектив завода. Теперь среди этих пришельцев в собственном цехе уже я, а не они, чувствовал себя чужаком. Я знал, что на мое место уже готовится минчанин, бывший начальник лаборатории Владимир Николаев. Ко мне потянулись делегации цеховых работников, упрашивающие меня не покидать коллектив. Ситуация была крайне неприятная.
Шел конец августа 1963 года. И тут меня приглашают в отдел кадров. Начальник ОК с сочувствием знакомит меня с приказом директора завода, в котором я почему-то ни с того ни с сего назначаюсь Главным механиком нового завода. Я был взбешен, схватил этот приказ и ворвался в кабинет директора. У него за приставным столиком сидел начальник инструментального цеха. Директор взглянул на меня с удивлением и велел ждать в приемной. Я ответил, что не уйду, пока он мне не объяснит, что означает приказ о моем новом назначении. Он рассвирепел, жестом показал начальнику цеха, чтобы он оставил нас вдвоем и заорал на меня, что по вопросу комплектования нового завода он не считает нужным со мной советоваться.
Разговор вскоре принял такой характер, что директор, не найдя более подходящего аргумента, швырнул в меня телефоном. Увернувшись, я пошел на него, угрожая поднятым вверх стулом. Я хорошо запомнил этот эпизод, потому что сам не ожидал от себя такой вспышки ярости. Мне пришло в голову, что ему следует напомнить – я уже 30-летний опытный производственник, а не мальчишка, чтобы допускать по отношении к себе такое хамское отношение. Директор судорожно жал на кнопку звонка, вызывая охрану. У меня отобрали пропуск и проводили за проходную. Я лишь успел оставить на столе в приемной заявление об увольнении.
На следующее утро я проснулся со странным ощущением: идти на работу не надо, а чем заняться? Ведь в то время большая часть жизни у меня протекала именно в стенах завода. В голову лезли нехорошие мысли. Если призвать чувство юмора, то такие мысли сравнимы разве что с мыслями заслуженного артиста, которого перестали приглашать на киносъёмки. Неужели я заводу уже не нужен? Я знал, что Котляревский очень крут, но отходчив. Кроме того, главным инженером, вторым лицом на заводе, был Згурский, неоднократно высоко отзывавшийся о моих организаторских способностях. Я решил выжидать.
На третий день моего вынужденного безделья в дверь квартиры позвонили. Меня приглашали на беседу к главному инженеру. Беседа была долгой и очень интересной. Згурский предложил мне организовать на заводе совершенно новое для тех лет подразделение – Вычислительный центр. Естественно, что он заблаговременно это решение согласовал с Котляревским, ибо уже 6 сентября 1963 года приказом № 246-к я был назначен начальником Вычислительного центра завода «Радиоприбор».
Для начала мне выделили для нового отдела небольшое помещение в здании заводоуправления. Передали в мое ведение одну машину УМШН «Днепр». Оборудовали помещение рабочими столами, стульями, шкафами. Разрешили на первых порах отобрать несколько человек из разных подразделений: программистов Сергея Ремеза и Анатолия Лалака, электронщика Екатерину Куруц, двух девушек Елену Фирсову и Геню Гору, выполнявших у меня одновременно работу перфораторщиц, табельщицы и секретаря.
На «Днепре» выполняли отдельные расчеты, разрабатывая собственными силами небольшие программки. Пришлось и самому засесть за изучение технической литературы, чтобы ознакомиться с диапазоном выпускаемых к тому времени ЭВМ и их возможностями с точки зрения управления предприятием. Но, в основном, весь конец 1963 года ушел у меня на комплектование моего отдела кадрами программистов и электронщиков. И ещё массу времени у меня отбирал мой преемник на должности начальника цеха № 3 Николаев, выматывая из меня душу при приёмке цехового оборудования и инвентаря.
К концу года в отделе сложился небольшой, но дружный коллектив. Изучив возможности ЭВМ, выпускаемых тогда Московским заводом счетных машин, Ереванским заводом ЭВМ и Минским заводом ЭВМ им. Орджоникидзе, мы пришли к выводу, что наиболее приемлемы для нас машины именно Минского завода. Подключив в помощь главного инженера Згурского и бывшего начальника СКБ Минского завода Кирилюка, нам удалось договориться с руководством Минского завода о поставке нам во втором квартале 1964 года машины «Минск-2», представлявшей на то время последнюю их разработку. Для получения машины необходимо было предварительно обучить будущий эксплуатационный персонал. В конце января 1964 года в Минск на завод на трехмесячные курсы была направлена группа наших сотрудников: электронщиков и программистов.
Наши командированные ребята тогда волей-неволей превратились в наших снабженцев. Дело в том, что начиная с конца 1963 года в Киеве сложилось ужасающее положение с обеспечением продуктовыми товарами. В первую очередь, это касалось муки, круп, сливочного масла, сахара, белого хлеба. Люди вставали чуть свет, чтобы до работы успеть занять очереди в еще закрытые продуктовые и хлебные магазины. Стояли часами, дежурили, чтобы при подходе очереди вызвать родственников и знакомых. Безобразие это продолжалась почти год, до второй половины 1964 года, пока не заменили Хрущева Брежневым. Ходили разговоры, что такая ситуация была создана искусственно, чтобы вызвать в народе одобрение внутрицековского переворота. А в Белоруссии Первый секретарь ЦК Машеров, якобы, не поддался на этот политический ход, и народ Белоруссии жил себе по сравнению с богатейшей Украиной припеваючи.
Социалистическая экономическая система не предусматривала возможности длительных командировок, поэтому наши ребята вынуждены были по окончании месяца учебы возвращаться из Минска в Киев с единственной целью: закрыть командировку и выписать новую на очередной месяц. Не правда ли «разумно и экономно», учитывая расходы на дорогу туда и обратно? При отъезде из Минска в Киев мои «варяги» привозили уйму заказанных продуктов, благо в те далекие времена еще никто не помышлял о будущих таможенных досмотрах.
Лето 1963 года выдалось для меня очень тяжелым. Из-за постоянных инцидентов в цехе с минчанами и предстоящих революционных изменений в связи с перебазировкой производства УМШН на новый завод, я не планировал никакого отпуска. Дома тоже обстановка не вызывала у меня восторга. Жена постоянно гостила у родителей, приглашая туда и меня. Все это как бы готовило меня к грядущим серьезным катаклизмам.
Настал 1965 год. В начале года были ликвидированы хрущевские совнархозы, и завод «Радиоприбор» снова попал под опеку своего родного союзного Министерства радиопромышленности. Мне удалось в Москве добиться доукомплектования нашей машины дополнительными устройствами, после подключения которых наша машина уже становилась ЭВМ «Минск-22». Но ставить устройства было некуда – наше небольшое помещение этого никак не позволяло.
Здесь надо отдать должное главному инженеру В.А.Згурскому, который принял, очевидно, единственно правильное решение, согласившись отдать под Вычислительный центр освободившийся последний этаж.4-хэтажного заводского корпуса, где ранее находился мой цех № 3. Этаж был окончательно освобожден в начале года после перебазировки на новый завод «ВУМ» последних. единиц оборудования и инвентаря бывшего цеха. Насколько я знаю, у главного инженера по этому поводу был нелегкий разговор с директором Котляревским, но доводы Згурского взяли верх.
Нужно сказать, что работники будущего Завода вычислительных и управляющих машин (з-д «ВУМ»), а руководили уже, в основном, минчане, оставили помещение в ужасном состоянии. Нашему коллективу пришлось поработать не один день, чтобы убрать горы мусора, ненужные конструкции, с помощью строителей облагородить обширное помещение.
Ещё немало пришлось поработать, чтобы с необходимой осторожностью переместить с 3-ьего этажа одного корпуса на 4-тый этаж другого корпуса все устройства машины. А их было немало, да ещё многие из них весили до 400 кг. Кроме того, нужно было расконсервировать стоявшие на открытой площадке уже полученные дополнительные устройства и также поднять их в наше новое помещение.
Расстановка устройств машины производилась по заранее согласованной планировке и с учетом требований завода-поставщика. Были ещё некоторые ограничения, вызванные длиной стыковочных кабелей. Всяких трудностей и нестыковок было очень много, но все они, в конечном итоге, были преодолены. У нас теперь была ЭВМ с выводом информации на широкую печать, то есть, на специальную перфорированную бумагу. Мы установили дополнительно к ранее имевшимся НМЛ (накопители на магнитной ленте) ещё два, что значительно расширило возможности машины. У нас теперь появилась возможность работать с перфокартами, которые были гораздо надежнее перфолент – те быстро изнашивались и рвались.
Но с появлением нового хорошего помещения у меня появилась и дополнительная головная боль – на мои площади переместили и мне переподчинили машино-счётную станцию, которая обслуживала бухгалтерию. Но от этого мне никуда было не деться – переподчинение было логичным.
Я составил и утвердил штатное расписание Вычислительного центра. Теперь у меня был заместитель – Сергей Ремез – который одновременно отвечал за программирование и ведение производственного процесса. Сформировалось бюро эксплуатации ЭВМ, которое возглавил Анатолий Шумановский. Он отвечал за рабочее состояние электронно-вычислительной и счетно-перфорационной техники, за обеспечение запчастями и расходными материалами. В состав этого бюро вошли также девушки-операторы ЭВМ, которых предстояло обучить работе на машине. Было также создано бюро подготовки данных, в котором девушки готовили на телетайпах перфоленты и на перфораторах перфокарты с информацией для ввода в ЭВМ.
Начали думать над тем, с чего начинать нашу помощь производству. Такое понятие как АСУП (автоматизированная система управления производством) в то время существовало лишь в специальной литературе, но логика и небольшой опыт решения локальных задач подсказывали нам, что без заведенной в машину единой нормативной базы нам сделать для завода что-то существенное, глобальное не удастся. Ведь отдельные задачи, решаемые нами для тех или иных подразделений завода, требовали в каждом отдельном случае трудоемкой работы по созданию для них своих нормативов, которые, как впоследствии оказывалось, не стыковались между собой.
На ВЦ было создано нормативное бюро, задача которого была сформировать, завести в ЭВМ и затем поддерживать в рабочем состоянии заводские нормативы. Имелись в виду нормативы применяемости деталей и узлов в изделиях, материальные нормативы, пооперационная трудоёмкость изготовления деталей и узлов, применяемость комплектующих изделий и покупных полуфабрикатов, тарифные сетки рабочих, расцеховочные ведомости и т.п. Все эти нормативы, естественно, на заводе существовали, иначе завод не смог бы выпустить ни одного прибора. Но, как оказалось, они были в таком состоянии, что вводить их в машину не было никакой возможности. Началась длительная кропотливая работа по упорядочению нормативов. В первую очередь мы начали работать с отделом Главного конструктора.
Встал также вопрос о необходимости разработки большого количества шифраторов, так как в ЭВМ можно было вводить только цифровую информацию. Теперь это звучит очень даже смешно, не правда ли? Шифровке должны были подвергнуться наименования всех основных и вспомогательных материалов, покупные комплектующие изделия, полуфабрикаты, поставляемые по кооперации, специальности рабочих и служащих, тарифные сетки рабочих-сдельщиков, технологические процессы.
Я начал готовить заводской план мероприятий по созданию единой машинной базы заводских нормативов. При рассмотрении этого плана на совещании у главного инженера пришли к выводу, что предстоящая переработка и шифровка нормативного материала по всем выпускаемым заводом изделиям займет очень много времени. Нужно было либо значительно расширять штаты ВЦ, либо привлекать квалифицированного подрядчика. Остановились на втором варианте и обратились за помощью в КИНХ (Киевский институт народного хозяйства).
Нужно сказать, что с этим институтом по инициативе главного бухгалтера завода Анатолия Ивановича Легейды уже несколько лет велась плодотворная работа по созданию машино-счетной станции и механизации бухгалтерского учета. Вскоре мы нашли полное понимание со стороны заведующего кафедрой «Машинная обработка экономической информации» доцента Николая Григорьевича Твердохлеба. Был заключен договор о сотрудничестве. В разработке шифраторов приняли участие как члены кафедры, молодые выпускники КИНХа, аспиранты Мирон Сендзюк, Надежда Пинчук, Николай Татарчук, так и студенты, привлекавшиеся для рутинной работы.
После того, как были бы заведены в машину заводские нормативы, у нас появилась бы возможность решать большое количество различных экономических задач. Но главное, что хотел бы от нас получить главный инженер – это автоматизация планирования производства. Для подготовки решения этого глобального вопроса на ВЦ была создана группа, которую возглавил бывший руководитель плановой группы ПДО (производственно-диспетчерского отдела) Григорий Сомин. В группу вошли несколько выпускников факультета «Планирование производства» из КИНХа и программисты. Этой группе я постоянно уделял внимание, непосредственно участвуя в разработках алгоритмов. Узнав об этом, Н.Г.Твердохлеб предложил мне написать статью для специализированного журнала. В журнале «Економіка Радянської України” № 10 за 1965 год в рубрике “Обмін досвідом” появилась моя статья под названием “Застосування ЕЦОМ у системі оперативного безперервного планування”.
Не могу не упомянуть об инциденте, произошедшем в 1965 году и оставившем у меня надолго очень неприятные воспоминания. У меня установились хорошие, я бы даже сказал, приятельские отношения с работниками Киевского Совнархоза, которые занимались распределением вычислительной техники, перфокарт, перфорированной бумаги, магнитной ленты, перфоленты и прочих затратных материалов. С ликвидацией совнархозов большинство этих работников переводили во вновь образованный Совмин УССР. Среди них был мой хороший приятель Николай Соляник. Кстати, родной брат которого был капитаном знаменитой китобойной флотилии “Слава”.
Соляника назначили начальником отдела Совмина, который должен был курировать местную промышленность. В составе этого отдела был создан подотдел вычислительной техники. Соляник предложил мне возглавить этот подотдел. Предложение было заманчивым, так как сулило возможность дальнейшего продвижения по службе, да и зарплата была весьма приличной. Я оформил все документы и передал Солянику. Через две недели он позвонил мне и сообщил, что назавтра мне нужно явиться на согласование в ЦК КПУ к заведующему Промышленным отделом ЦК.
К десяти часам, как было велено, я подошел к помпезному зданию на ул. Орджоникидзе (теперь – ул. Банковая). Думаю, мало кто не знает, что сейчас в этом здании размещается Администрация Президента. Оформил заказанный мне пропуск и поднялся, по-моему, на третий этаж. Открыл громоздкую дубовую дверь, назвал секретарю свою фамилию.
Меня запустили в длинный зал-кабинет, где в самом конце восседал за огромным столом, покрытым традиционным зеленым сукном, сердитый человек лет 35-38. На столе мне запомнилась опять таки традиционная громоздкая бронзовая настольная лампа под зелёным стеклянным абажуром. Сесть мне не предложил. Дословно передать наш разговор я не могу, да и разговором это назвать было нельзя, потому что говорил только он. Через каждых два слова был мат. Мол, чего это мне взбрело на ум лезть в Правительство Республики, кто меня надоумил? Попытался я что-то вякнуть насчет опыта работы – тут же перебил. Когда я робко возмутился, почему он разговаривает со мной в таком тоне – он вскочил, брызжа слюной заорал, что у него есть возможность сделать из меня мокрое место, поэтому мне следует идти и сказать “спасибо”, что работаю на закрытом предприятии.
Не помню уже фамилию этого партийного мерзавца – то ли Титаренко, то ли Кондратенко. Фамилия его у меня всплыла в памяти, когда я её обнаружил в списке министров правительства Масола или Фокина уже в конце 80-х. Он был назначен министром транспорта. Непотопляемая сволочь! А в тот день я вышел от него, чувствуя себя не человеком, а каким-то муравьем, которого можно запросто раздавить. На уме был один только вопрос – боже, кто нами правит! Не скоро я отошел, не скоро ко мне возвратилось присущее мне чувство юмора.
Разгадку этого инцидента я вскоре узнал от самого директора Котляревского. Оказывается, он побывал в ЦК и, не желая со мной расставаться, просил мне отказать. Но, думаю, форму отказа сынициировал сам мой собеседник, которому, очевидно, не понравилась моя немодная для того времени фамилия Шустер.
1966 год начался на ВЦ под знаком борьбы за упорядочение на заводе нормативной документации с целью получения возможности вводить её в ЭВМ. После многочисленных совещаний, проводимых по моей просьбе у главного инженера завода, с большим трудом удалось побороть рутинное мышление конструкторских работников, всячески сопротивлявшихся подготовке чертежей для ввода их в машину. В какой-то мере их логику можно было понять – работа для них предстояла дополнительная, и немалая, а результат они должны были почувствовать ещё нескоро. Поскольку в машину можно было вводить только цифровую информацию, им предстояло внести изменения во все угловые спецификации чертежей.
Встал также вопрос о необходимости разработки большого количества шифраторов. Шифровке должны были подвергнуться наименования всех основных и вспомогательных материалов, покупные комплектующие изделия, полуфабрикаты, поставляемые по кооперации, специальности рабочих и служащих, тарифные сетки рабочих-сдельщиков, технологические процессы. Я начал готовить заводской план мероприятий по созданию единой машинной базы заводских нормативов.
В таких сложных вопросах ни в коем случае не следовало замыкаться в себе. И я постоянно ездил в командировки на заводы, которые по моим сведениям получили и начали осваивать ЭВМ. Одна из таких моих командировок в Москву в конце июня 1966 года совпала с визитом в Советский Союз президента Франции Шарля де Голля. По счастливой случайности мне довелось быть в Столешниковом переулке, где я обычно запасался в специализированном магазине моими любимыми грузинскими полусладкими винами: Твиши, Псоу, Тетра, Ахмета, когда услышал, что сейчас будет выступать с балкона Моссовета де Голль.
Мне оставалось сделать какую-то сотню шагов, чтобы выйти к памятнику Юрию Долгорукому напротив Моссовета. Собралась масса народу. Де Голль вышел на балкон, поприветствовал всех поднятой рукой и произнес краткую речь. Так мне довелось воочию увидеть и услышать одного из выдающихся деятелей Французской Республики, да и не только Франции, а выдающегося деятеля мирового сообщества, вошедшего в историю наряду с такими политиками, как Рузвельт и Черчиль. Между прочим, в марте 1966 года, накануне визита в СССР, де Голль заявил о выходе Франции из военной организации НАТО, чем еще раз подчеркнул независимость, характерную для его правления в качестве президента.
Конечно, более важным для нашей страны было событие, произошедшее в той же Москве двумя месяцами ранее. На ХХ111 съезде ЦК КПСС было принято «судьбоносное» решение для нашей партии: отныне именовать Первого Секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева – Генеральным Секретарём ЦК КПСС, а Президиум ЦК преобразовать в Политбюро. Среди моих заводчан вспоминали всегда не столько это его новое звание, сколько его крылатую фразу, произнесенную в одном из многочисленных выступлений о том, что «экономика должна быть экономной». Кстати, этот же съезд одобрил Директивы по пятилетнему плану развития народного хозяйства на 1966-1970 г.г. Газеты в те дни были заполнены от первой до последней страницы материалами съезда.
В 1967 году Постановлением Совмина СССР был введен Государственный знак качества. Знак качества проставлялся на товарах народного потребления и производственно-технического назначения высокого качества. Ставился он непосредственно на товаре или на упаковке, а также в сопроводительной документации, на ярлыках и этикетках. Знак качества предоставлялся предприятиям вышестоящими министерствами на срок 2-3 года по результатам государственной аттестации качества выпускаемой этими предприятиями промышленной продукции.
1969 год в плане моей производственной деятельности можно охарактеризовать как год очень важной, но, вместе с тем, рутинной работы. Речь идет о создании на ЭВМ информационного банка данных, о вводе в память машины заводских нормативов. Нам в значительной степени удалось продвинуться в преодолении среди конструкторской братии психологического барьера. Произошло это за счет того, что нами были разработаны программы создания на ЭВМ таких документов, как ВК (ведомость комплекта чертежей) и ВП (ведомость покупных изделий). Эти документы ранее делались вручную, и они требовали значительных затрат инженерного труда.
После того, как мы добились полной сверки угловых спецификаций чертежей и шифровки их содержания, а также создания массивов унифицированных деталей и крепежа, мы начали на машине печатать и ВК и ВП. Это были первые официально признанные машинные конструкторские документы.
Ещё одна группа наших разработчиков вела работу с Производственным отделом с целью механизировать производственное планирование заготовительных цехов. Здесь тоже постоянно приходилось сталкиваться с нежеланием начальников цехов отказаться от традиционного ручного расчета планов. Отработка алгоритмов проводилась на прессо-штамповочном цехе, где у нас была более-менее благоприятная атмосфера, так как начальником цеха был мой приятель Юрий Лебедев, а старшим мастером – мой партнер по преферансу Анатолий Шкляров.
Нужно отдать должное целеустремленности Згурского. В декабре 1969 года он стал директором завода. И эта перемена в руководстве, надо прямо сказать, не умаляя заслуг бывшего директора Котляревского, пошла заводу на пользу. Главным инженером стал Леонард Львович Никифоров, до этого работавший начальником СКБ завода.