Он начинал работать с Леонидом Гайдаем, Никитой Михалковым и Тимуром Бекмамбетовым. Но стал популярным благодаря своим незатейливым на первый взгляд ролям в сериалах «Саша + Маша», «Воронины». Георгий Дронов – актёр и кинорежиссёр, человек, случайно оказавшийся в своей профессии, ставшей впоследствии его счастливой судьбой.
«Чай, не хоррор снимали»
Елена Бухтоярова: Вы впервые с гастролями в Сибири. Тем более с постановкой по Чехову. У нас тоже его много ставят, но у всех прочтение сегодня разное.
Георгий Дронов: В нашем спектакле по девяти рассказам Антона Павловича 90% Чехова. Мы возродили спектакль Театра на Юго-Западе «Старые грехи». А тур по Сибири долгожданный. Выступаем в пяти городах. Пандемия, увы, сократила гастроли. Рады, что сейчас можно ездить, и хорошо, что увеличивается количество зрителей в зале. В разгар пандемии я был на премьере в «Ленкоме», где было 25% зрителей. Пустые залы – для актёра это ужасно. Когда зал полный, все ощущают себя единым целым. Но если есть пустые места, возникает «энергетическая дыра», каждый замыкается в себе. Раскачать такой зал сложнее.
– Сегодня, несмотря на «энергетические дыры», вы зал раскачали. Но честно, непривычно было видеть вас на театральной сцене. Вы зрителю больше известны как телевизионный герой: Саша и Константин Воронин.
– Для широкого зрителя эти роли в сериалах самые запомнившиеся. Кстати, я очень сопротивлялся. Надеюсь, карьера моя ещё не скоро закончится, и много ролей впереди. А Саша из «Саша + Маша» – собирательный образ: соседа, коллеги, знакомого, поэтому близок и понятен. «Воронины» – commedia dell’arte, комедия масок. Каждый герой также собрал черты, которые есть у большинства людей. Чем больше общего в герое, тем лучше. Мне из «Ворониных» близок образ папы – правдоруба, без задней мысли, для него все на первом плане. Я, кстати, со временем понял, что старость Николая Петровича и Галины Ивановны – идеальная для любой пожилой пары. Каждый занимается своими делами, при этом они находятся в паритете, не переходя красные линии друг друга. И, конечно, любят друг друга. А по поводу театра – в самый разгар съёмок я не менее активно играл в нескольких спектаклях. И параллельно в других проектах снимался.
– Екатерина Волкова, ваша ТВ-жена, назвала вас лучшим партнёром. За десять лет съёмок она в вас не разочаровалась, «не разлюбила». Неужели не было повода?
– Мы всегда уважительно относились друг к другу – и в кадре, и за ним. У нас были прекрасные учителя, актёры старой закалки – Борис Клюев и Анна Фроловцева, сыгравшие старшую пару. Они показали отношение к профессии. И ещё, хорошее партнёрство – это если я понимаю, что фраза не моего персонажа, легко отдаю её, делюсь придуманной шуткой. И если драму или хоррор ещё можно снять с ненавидящими друг друга актёрами, то снимать в ненависти комедию невозможно. Будут видны натяжка, сарказм, ёрничество. Но смеха, какой необходим в комедии, не будет.
Роль от Гайдая
– Ваша фильмография началась с серьёзных фильмов. Пусть роли были эпизодическими, но само присутствие рядом с киногениями чего стоило! Его величество случай?
– Первое появление было в фильме Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди». Жена Гайдая Нина Павловна жила по соседству. Как-то в лифте спросила, почему в кино не снимаюсь. А я говорю: «Кто ж меня туда возьмёт?» Я тогда в институте культуры учился. Она говорит: «Погоди, тебе позвонят». И позвонили.
Четыре дня я ездил на съёмочную площадку, наблюдал, как работал Гайдай, как он создавал комедию. Потом сыграл раздатчика газет. На площадке было не очень смешно. А на экране – доброе и смешное кино. Часто ведь шутка создаётся не на самой площадке, а на монтаже. Запомнился образ Гайдая. Высокий худой человек в очках. Скала. У него была очень тяжёлая дубина, сделанная специально для него, на которую он опирался. Насколько же он был мощен и силён в организации, как он держал съёмочную площадку! Как он громко смеялся, если ему было смешно!
Но это была ситуация публичного одиночества. Ничего не стесняясь, не обращая внимания на происходящее вокруг, он занимался любимым делом. И настолько был уверен в себе, что за ним слепо шли люди, точно зная, что идут за личностью. Это самое сильное впечатление. Если бы человека, не знающего Гайдая, заставить посмотреть его фото в момент работы, он бы решил, что режиссёр снимает не комедию, а какую-то батальную сцену Второй мировой войны. Сосредоточенный, сконцентрированный. Творец!
– Потом были «Утомлённые солнцем», «Сибирский цирюльник», «Ночной дозор». Работа с Никитой Михалковым, Тимуром Бекмамбетовым...
– Воспоминания незабываемы. Например, интерьеры «Цирюльника» снимались в Праге на киностудии «Баррандов», которая сгорела и только что была восстановлена. Когда приехали мировые звёзды – Ричард Харрис, Джулия Ормонд, мы, затаив дыхание, смотрели, как они работают с именитым кинооператором Павлом Лебешевым. Одна из первых сцен – знакомство. Подъезжает поезд. Под одним окном зеркало и подсветка. И в этом зеркале отражение происходящего. Приближение поезда, остановка вагона именно там, где зеркало. В зеркале курсанты, возвращающиеся с учения. Когда они начинают приближаться, зажигается свет, который освещает лицо сидящей Джулии Ормонд. И всё одним кадром! Это магия!
Хлестакова на меня нет
– Вас не видно в шоу на ТВ, не замечены вы и в скандалах в бульварной прессе. Вам не скучно живётся?
– У меня такое количество мест, где я заявляю о себе, что мне этого вполне хватает, чтобы не испытывать нужды и не появляться где-то ещё. Телевидение – это шоу. Раньше актёры стремились спрятать свою жизнь, чтобы иметь возможность социальной свободы хоть где-то.
Когда на экранах стали транслировать «Сашу и Машу», я Лене Бирюковой, моей партнёрше, сказал: «Покупай шляпу с большими полями и коллекцию очков, потому что тебе не дадут прохода». Она посмеялась. Как только пошли эфиры, она признала, что я был прав. Когда я был немедийным лицом, у меня было гораздо больше свободы.
Приятно, когда твою работу оценивают и ты популярен. Но обратная сторона оказалась негативной, захотелось скрыться, стать человеком из толпы, на которого не показывают пальцем, например, в ресторане. А скандалы – это технологии. Человек хочет, чтобы о нём заговорили, и идёт на телевидение. Но это не моё.
– Вы капризничаете в ролях? Можете позволить сказать: это играть буду, а это – нет? И есть ли роль мечты?
– «Саша + Маша» так начинались. Тогда ещё никто не знал о такой голливудской форме, как ситком – маленькие короткие анекдотические истории. Помните «Все любят Люси» – то, над чем смеялась героиня Джулии Робертс в «Красотке»? Так вот, когда предложили «Сашу», я думал: «Зачем? Два актёра. Ерунда!» Но это выстрелило. Правда, имидж Саши прилип крепко. А я ведь разные роли в спектаклях играю. Поэтому ни от каких ролей отказываться не собираюсь.
А про мечту... Есть роли, которые, к сожалению, уходят из возможных из-за возраста. Я бы очень хотел сыграть Хлестакова. Это моё. Но время уходит. Хотя Калягин же сейчас сыграл Хлестакова в новой постановке «Ревизора»! Я счастлив, что в Театре на Юго-Западе у Валерия Беляковича сыграл когда-то Ромео. Хочу сыграть в классической драме. Отрицательную роль, чтобы характер был полной противоположностью тому, в чём меня привык видеть зритель. Для меня это как вызов, некое пари. Для того чтобы зрителя, который меня любит, удивить. Если вдруг получится, это будет внутренняя битва. Но хорошая битва. А вообще, сыграть хочу всё!
– Вы какой-то лёгкий, воздушный, улыбчивый. Где же этот актёрский налёт сложности профессии?
– Самое тяжёлое – оказаться в профессии, которая не твоя. Я, когда стал актёром, почувствовал, что открыл для себя не просто мир, а вселенную. Я пил, упивался, глотал новые стороны мира творческого. Профессия человека, который стоит у станка и делает детали, гораздо более сложная, чем актёрская. Зачастую слышишь: «Я весь день в кадре простоял, это мука!» Ты простоял, а сотни актёров в этот момент сидели дома без работы. Ты счастливый человек. Жалуются: «Я нырял под лёд. Чуть не замёрз». Обалдеть! Это же приключение! В чём сложность?! Самое сложное в этой профессии – пройти огонь, воду и медные трубы и остаться человеком. Остаться актёром, профессионалом.
