Если относиться к своему прошлому и к прошлому своего народа серьезно, то моментально замечаешь, что прошлое твоей Родины, твоего народа, которому ты принадлежишь, далеко не всегда положительное, позитивное. Оно далеко не всегда удобно для того, чтобы о нем говорить, им гордиться. Это прошлое может быть даже очень тягостным.
Возьмем, к примеру, немцев. Понимаете, можно их обвинять сколько угодно в гитлеризме: они участвовали в репрессиях, в войнах, в казнях – но далеко не все поголовно немцы в этом участвовали. Кроме того, многие, проголосовав за Гитлера, поддержав его, оказались в плену каких-то надежд, а потом эти надежды развеялись, и они оказались тоже жертвами, пленниками. Им уже ничего не оставалось, кроме как продолжать жить внутри этой страны.
Ремарк писал, что его родина погрузилась во мглу.
Этот кошмар длился всего 12 лет. А история Германии гораздо длиннее. Она насчитывает самые разные моменты и замечательных достижений, и трудностей, и болезней, и триумфа науки. Прошлое было очень богато.
Эппле пишет о том, как общество принимает или не принимает свою историю. Какими инструментами можно говорить о прошлом так, чтобы прошлое ушло в прошлое.
Я довольно много бывал в Германии, общался с немцами и занимался германской историей. Они искренне переживают трагедию гитлеризма. Они понимают, что очень часто к немцам относятся как к фашистам, нацистам, пособникам Гитлера. Большинство из моих знакомых очень хорошие люди, хотя у некоторых есть родители или были родители, которые служили Рейху.
В Германии была создана передвижная выставка-поезд с фотографиями различных злодеяний, и этот поезд ездил по городам Германии. Очень многие посетили эту выставку, и она вызвала в свое время шок и привела к пониманию, что с прошлым надо что-то делать.
Эппле, кроме Германии, много пишет об Америке, о Советском Союзе, о памяти ГУЛАГа, о Холокосте. Он много пишет о любой стране, в которой есть или была диктатура. Одно из последствий диктатуры – отвращение государства к гражданам и граждан к государству. Это наследие: диктатура проходит, а отвращение остается.
Другой пример: белые в ЮАР угнетали черное население.
Как жить с прошлым, в котором граждане твоей страны убивали друг друга из-за цвета кожи? Несут ли потомки какую-то ответственность? Как неудобное прошлое преодолевают в разных странах во всем мире – вот об этом эта книга. Нельзя просто так по собственному желанию игнорировать те моменты, которые хочется игнорировать. Нужно принимать или хотя бы признавать все страницы книги своего прошлого.
Я знаком с Массимо Монтанари. У нас в одном году вышли монографии, и мы с ним вдвоем выступали с презентациями на «Ленэкспо» в Питере. Там мы столкнулись и разговорились по-итальянски (я занимался итальянской историей). И вот у меня от него книга с дарственной надписью. У меня все не получалось ее прочитать от корки до корки, и вот, наконец, я собрался. Прочитал на одном дыхании.
Книга в основном рассказывает о европейской традиции, о Западной Европе. Эта книга входит в серию книг «Становление Европы».
История повседневности, история частной жизни, несобытийная история на самом деле намного важнее. Был такой французский историк Марк Блок, который писал, что мы изучаем события, которые на самом деле выглядят, как мелкая рябь на поверхности океана. А движение огромных масс воды мы просто не замечаем. Понимаете, в исторической перспективе гораздо важнее, чем люди болели и как лечились; что считалось красивым, что не считалось; к чему стремились; о чем мечтали, а не то, на ком женился какой-нибудь король или когда он присоединил какую-то там территорию.
Мне всегда было очень интересно, что люди ели. Массимо Монтанари обратил внимание на то, что греки ели в основном хлеб, вино и оливковое масло. Мясо ели гораздо реже, в их структуре самоидентификации мясо почти не присутствовало. Есть такая известная фраза немецкая, она и на русский язык очень удачно переводится: «человек есть то, что он ест». Человек, который ест не нашу еду – не наш человек.
Подобным образом он прослеживает разные эпохи разных культур, вплоть до XIX века. Например, приход мяса и уход мяса. Я узнал с большим интересом, что германцы ели свинину. Они, в отличие от греков, считали, что достойным человеком является тот, кто ест много мяса и мало всего остального. При этом они не разводили свиней так, как вот мы сейчас привыкли.
Вместо этого в лесу огораживали пространство около дуба, у которого паслись кабаны и дикие свиньи.
Автор пишет о стереотипах. К примеру, мы говорим, что итальянцы едят много макарон. Во-первых, так было не всегда. Во-вторых, не только они едят много макарон.
Другой пример: французская кухня – о чем мы сразу думаем? Лягушачьи лапки. Далеко не каждый француз, далеко не каждый день их ест.
Есть мнение, что в США кухня плохая или американской кухни не существует. Это абсолютная неправда. В США есть несколько региональных кухонь. Мои друзья американцы мне говорят, что они не едят гамбургеров никогда. Макдональдс, конечно, есть на каждом углу, но это для деклассированных элементов.
Я вообще люблю не только почитать про это, но и попробовать. В Нью-Орлеане я один раз пошел в местный ресторан и попросил, чтобы мне рассказали о кухне Луизианы. Ко мне подошел огромного роста негр, он был там кем-то вроде метрдотеля. Он мне небольшую лекцию прочитал. Там столько всякого интересного! Местная кухня называется “Cajun cuisine”, или «каджунская кухня». Это искаженная “Acadia”, по-французски “acadien” – «жители Акадии». Акадия – это франкоязычный регион в Канаде. Когда-то судьба забросила потомков французов на берег Луизианы.
Кое-что меня заставило критически задуматься. Вообще все обобщения уязвимы, не говоря уже про обобщение относительно целого народа. В книге есть, конечно, и о том, что едят рабочие, аристократия, духовенство и прочие в разные эпохи. Все же не все нюансы учитывает автор.
Зато интересно и странно для нас, что Монтанари отказывается от рамок старой периодизации. Он не пользуется привычными нам терминами «Античность», «Средневековье», «Новое время» и прочее. В крайнем случае назовет век, в котором что-то произошло.
Автор свежим взглядом увидел целое прошлое!
Это шикарная книга, она вышла совсем недавно и тоже в серии «Становление Европы».
Мы всегда должны знать, кто мы такие, то есть как-то себя идентифицировать. Но когда группа людей говорит о других, то в том, как она говорит, мы можем увидеть, что она думает о себе сама.
И вот Европа глядит на не-Европу. Получается очень интересная картина. Сначала у нас есть представление о том, что Европа – это великая культура. В Греции, например, греки были очень высокого мнения о своей культуре. А Фонтана, человек очень эрудированный, говорит о том, что помимо культурной Греции была и некультурная Греция. Очень малая часть греков умела читать и писать. Высказывание о том, что «Европа – культура, а остальные – безкультурье» – это миф, который был создан самими европейцами. Такую оптику автор называет зеркалом. Таких зеркал он видит десять.
Например, варварское зеркало; христианское зеркало: «мы, Европа – христиане, а остальные – не христиане, они хуже нас, мы должны их христианизовать». Далее – феодальное зеркало; дьявольское зеркало (это про ереси); аристократическое; дикарское зеркало – это европейцы, покоряющие Новый Свет. Классический труд о дикарях «Робинзон Крузо» – о столкновении европейской культуры и варварства. Зеркало прогресса: «мы хорошие, потому что стремимся к прогрессу, а те, кто отстают, – не Европа».
Перед нами целая галерея зеркал. Последняя глава называется «За пределами галереи зеркал». Фонтана говорит о том, что люди должны понимать, что они используют модели, которые довольно слабо соответствуют истине. Вся книга – об условности ярлыков, которые люди навешивают другим.
Книга была скандальной даже в сообществе историков. Во-первых, перед нами история появления и развития человека как вида в мире. Таких особей, которые называются «homo», довольно много: homo habilis – человек умелый, неандерталец, денисовский человек, человек рудольфский и прочее.
Они, оказывается, сражались друг с другом, конкурировали. Homo sapiens был физически слабее, но зато был умнее, лучше охотился и организовывался. Эти эволюционные особенности привели к преимуществу homo sapiens, который погубил неандертальцев.
Это же колоссальная трагедия в мировой истории! Одно человечество истребляет другое человечество – факт исторический, о котором никто не говорит. Одно дело, когда вид погибает в результате изменения климата, как это было с динозаврами. И совсем другое дело, когда один вид сознательно выбирает истребить другой вид.
Интересно автор пишет об аграрной революции. В его логике переход человека от охоты и собирательства к сельскому хозяйству принес значительные проблемы человечеству и заставил людей тратить много
времени. Человек, как биологический вид эволюции, был подготовлен больше к тому, чтобы есть мясо или коренья, а с переходом к сельскому хозяйству хлеб в рационе стал составлять 90%. Вы не представляете себе, как от цены на хлеб зависели, например, французские рабочие в XVIII веке!
С одной стороны, охота – дело рискованное, но с другой стороны,
человек поохотился, добыл, что ему надо, и уже может отдыхать или заниматься чем-то другим. А земледелие заставило человека постоянно заботиться о посевах и сохранности продукта.
Нам, конечно, хочется верить, что все, что делал человек на пути от своей предыстории, ведет в райские края, где все будут жить долго и мирно. А если вдруг вам скажут, что мы сделали чудовищную ошибку, повернули ход развития не в ту сторону?
Почему, когда мы начинаем испытывать проблемы со здоровьем или, скажем, с лишним весом, первое, в чем мы себя ограничиваем, это сладкое, а второе – мучное? Человеческий организм гораздо лучше усваивает мясо, чем мучное и сахар. Человек в глубокой древности не ел сладкого почти совсем. Сладкие фрукты быстро портились.
Харари говорит и о будущем. Человек выйдет за пределы Земли, появятся неорганические формы искусственной жизни, которую создаст человек. То есть человек превратится в «бога», потому что
начнет создавать живые существа. Это прогресс с формальной точки зрения, но прогресс ли это с моральной точки зрения, мы не знаем.
Израильский ученый встряхнул своих читателей, историков-то точно. В науке бывает очень ценно задать простой вопрос относительно чего-то базового, считающегося незыблемым, пусть даже и так тенденциозно, как это сделал Харари.
Беседовала Александра Егорова
