Глобализация и автаркия в международной политике

Две наиболее мощные тенденции в мировой  политике начала XXI в. - глобализация и автаркия в решающей степени начинают определять направленность политики как основных субъектов МО - ВПО – государств, - так и всех остальных акторов: институтов государства, не государственных институтов, НКО, университетов, партий, религиозных и иных организаций. Можно сказать, что влияние глобализации, которое, как казалось, ещё недавно, не только абсолютно, но и бесконечно на перспективу, достаточно неожиданно было поставлено под сомнение потому, что сначала 90-х годов прошлого века утвердилось мнение о победе либерализма и глобализма под «естественным» руководством США, которое и сформировало «нормы и правила» на будущее[1]. Эти нормы и правила исключали, прежде всего, авторитаризм и системы национальных интересов и ценностей под предлогом всеобщей демократизации.

Но по мере развития новых государств и центров силы абсолютный характер приоритетов глобализации постепенно размывался. Кроме очагов «сопротивления» глобализации, опиравшихся на авторитарные режимы в Иране, КНДР, на Кубе и в ряде других стран, стали динамично прорастать идеи национальной идентичности и интересов в других странах. Так, основательно зачищенное идеологическое пространство в России в 1993 году, опиравшееся на государственно-патриотическую идеологию, стало возрождаться по мере развития оппозиции в стране под флагом Народно-патриотического союза России (НПСР), который к концу 1990-х годов превратился во влиятельную политическую силу, а его идеология «государственного патриотизма» стали в стране не просто востребованной и популярной, но и в итоге стала «идеологией В.Путина»[2].

Авторитарные тенденции стали теснить, а затем и постепенно (медленно и не последовательно) вытеснять глобализацию, естественно, в разных областях, в разной степени. И в разных субъектах МО. Прежде всего, конечно, самим объективным ходом событий в развитии государств и превращении некоторых из них в относительно независимые центры силы. Но не только, некоторые из этих государств стали бросать открытый вызов глобализации и её лидеру – США. В частности, относительно самостоятельная внешняя политика КНР и России, а также в известной мере Индии, Бразилии, Ирана и других стран уже  в начале века стала в возрастающей степени претендовать на независимость от правил и норм, установленных США в процессе глобализации[3].

В начале века точно оформилось противоборство между этими процессами, которое стремительно набирало форму военно-силового противоборства по мере появления у тех или иных государств политической воли и возможностей. В зависимости от того, какая из этих двух тенденций на тот или иной момент оказывалась сильнее, во многом формировалась конкретная политика того или иного субъекта, которая могла позже смениться под усилением давления другой тенденции. В России, например, в период президентства Д. Медведева 2008-2012 годов сказывалось усиление глобализации, что нашло отражение в позиции РФ по Ливии, а позже в попытках закрепить эту тенденцию во внутренней политике. Это создавало удивительно подвижное, быстро меняющееся состояние МО и ВПО, заставляя каждый раз анализировать политиков, чье влияние оказывается сильнее в тот ил иной момент.

Естественно, что если отношения между Россией и США в начале 2024 года фактически определились и противоборство этих двух тенденций приобрело известную определенность[4], то корректировка отношений между двумя крупнейшими центрами силы – США и КНР – с точки зрения противодействия глобализации и автаркии были в самом разгаре. Так, например, визит госсекретаря США Э. Блинкена в КНР в апреле 2024 года, когда тот попытался оказать грубое давление на руководство Китая с тем, чтобы заставить его отказаться от поддержки России, привел к сложному восприятию: с одной стороны, китайская сторона отвергла грубый нажим, но, с другой, определенные шаги по ограничению связей с Россией сделал китайский бизнес, прежде всего, финансовые институты. По этому поводу  британская BBC трактовала, например, резкое выступление американца как «поведение на грани фола в отношении принимающей стороны»: «Энтони Блинкен приберег свои самые резкие выражения для Китая…Столь вопиющий нагоняй в китайской столице свидетельствует о явной неспособности Китая тщательно выстроить баланс между своими ключевыми интересами», сделали вывод в ВВС, более того, откровенно намекнули, что Пекину нужно выбирать между помощью Москве и торговлей с Западом.

Это противоречие даже нашло свое отражение в официальной позиции КНР, которая  была сформулирована следующим образом: «Соединенные Штаты приняли бесконечные меры по подавлению экономики, торговли, науки и технологий Китая. Это не честная конкуренция, а сдерживание…Прекратите подрывать интересы стратегической безопасности Китая и прекратите подрывать с трудом заработанный мир и стабильность», – говорилось в официальном сообщении[5].

По сути дела любой конфликт стал рассматриваться с точки зрения противоборства автаркии и глобализации. Так, например, война Израиля с ХАМАС в Газе, начавшаяся в октябре 2023 года с нападения на израильские поселения, быстро приобрела характер войны коалиций – произраильской, за которой стояли не только США, но и все члены западной коалиции и даже некоторые арабские страны, и «пропалестинско-проиранской», за которой стояли в той или иной степени Россия, Китай и большинство стран «Глобального юга». Другими словами, противоборство между глобализацией и  автаркией в политике приобрело характер коалиционного и даже цивилизационного противоборства.

Очевидно, что за таким противоборством стоят не только политические и экономические интересы коалиций, но и интересы цивилизаций. Но если глобализация идеологически изначально основывалась на либеральной идеологии (в частности, неоконсерватизме), то в основе автаркии лежат разные идеологии. Это естественно, более того, неизбежно: каждая цивилизация и центр силы ориентированы на свои национальные интересы и системы ценностей, которые и формулируют идеологические основы. Для Китая и Индии, как крупнейших и старейших локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ), а также Ирана, арабских стран и других государств и центров силыэтот вывод очевиден. Но он не менее очевиден и для России, чья цивилизация насчитывает также тысячелетия, а история формирует свои национальные особенности и идентичность.

Проблема, однако, в том, что Россию, как ЛЧЦ и центр силы, многие века пытаются лишить как цивилизационной («великорусской») идентичности, так и общей идеологии, ограничивая её либо религией – православием,- либо социально-классовой принадлежностью. Примечательно, что как в первом, так и во втором случае этого полностью избежать не удается: в православии побеждает идея «Москва – третий Рим», а в коммунистической идеологии в конечном счете берет верх сталинизм над троцкизмом[6].

В СССР периода правления М.Горбачева часть правящей партийно-советской элиты, которая делала «перестройку», была именно из той части сохранившихся либералов-троцкистов, которая периодически «изымалась из оборота И. Сталиным», но сохранившаяся до брежневско-андропоповских времен в форме (по выражению Е.М.Примакова) внутрипартийной системной оппозиции, которой удалось прорваться к власти при руководстве А.Н. Яковлева.  Пришедший к власти позже Б.Н.Ельцин был также часть (хозяйственная) этой оппозиции.

В России такая политико-идеологическая борьба продолжается до настоящего времени. Г. Зюганов и оставшиеся лидеры КПРФ не смогли до конца пройти тот путь в государственнической идеологии, который прошел И.Сталин и добровольно уступили в конце 90-х годов не только власть, но и идеологическое пространство НПСР В.Путину, который достаточно быстро вытеснил остатки государственно-патриотической коалиции из идеологического поля набирающей силу автаркии, заняв спокойно эту поляну.

В этом смысле примечательна позиция части правящей либеральной элиты России, которая смогла достаточно быстро дистанцироваться от дискредитированной либеральной глобализации. Надо признать, что «пластичность» российской правящей элиты со времен бояр-предателей известна хорошо. Но такая эволюция дается её крайне тяжело потому, что приходится отвыкать от либеральных привычек глобализации – вседозволенности, роскоши,  антинациональных и антигосударственных настроений, что приводит неизбежно к репрессиям (Т. Иванов и целый ряд неосторожных представителей этой группы стали примером).

Другая часть прежде единой элиты превратилась в оппозицию, которая взяла на себя все грехи провалившей либеральной глобализации и её издержек для России, которые хорошо показали в фильме иногента А.Навального «Предатели».

Важно только, что внешняя политика России, как и ее военная политика и информационная политика становятся заложниками соотношения сил сторонников той или иной тенденции в России. В наиболее откровенной форме об этом сказал В.Путин, когда он вспоминал первые периоды своего президентства как «наивные надежды» на сохранение равноправных отношений с Западом.

Автор: А.И. Подберезкин