В столицу пришла осень. Многие москвичи и жители Подмосковья по выходным с самого раннего утра отправляются в лес — сейчас самое время собирать грибы. В России это занятие всегда было очень популярным. Царская эпоха, советская, сегодняшние дни — заядлые грибники были всегда. В прежние времена на территории современной Москвы грибов было видимо-невидимо. Изобильными местами считались Бутово, Строгино, Косино, Отрадное, Внуково. Эти районы позже вошли в состав Москвы. «Мослента» решила вспомнить, как москвичи собирали, продавали и покупали грибы и кто из известных людей прошлого были заядлым грибником. Чайковский с лукошком Писатель Сергей Аксаков ходил по грибы в окрестностях своей усадьбы Абрамцево. В августе 1849 года компанию ему составил приехавший в гости Гоголь. Приезжали в Абрамцево и другие знаменитости, которые тоже жаловали тихую охоту: писатели Тургенев и Загоскин, актер Малого театра Щепкин. «Ходил за грибами. Тосковал. Шил», — эти строки записал в своем дневнике 3 сентября 1884 года Лев Толстой. К слову, тачал классик сапоги и весьма недурственные… Представьте себе: вы входите в лес, раздвигаете ветки и… видите композитора Чайковского с полным лукошком боровиков и подберезовиков. Или встречаете на опушке художника Левитана и писателя Чехова, отдыхающих на поваленной березе. А ведь такая радость и впрямь выпадала современникам знаменитостей! Они тоже были заядлыми грибниками. «А с веранды раздавались голоса, а из кухни шипение жарившихся грибов, и вот их прямо на сковороде поставили на стол…» — это штрих прозаика Ильиной к портрету Ахматовой, которая свою лесную добычу самолично приготовила. Другой поэт — Брюсов тоже часто ходил в лес. Но не только за вкусными впечатлениями: В корзине желтыми лисичками Я выстилаю узкий кант. Лягушки прыгают расчетливо, Жужжат жуки, как в две трубы. И собираю я заботливо В лесу — и рифмы и грибы. Иван Шишкин был одним из самых известных русских пейзажистов, воспевавших красоту родной природы. У него есть три полотна, посвященные грибам. Первое так и называется — «За грибами». Другие картины — «Вечер» и «Сосновый лес». Они так свежи, достоверны, что кажется, разносится окрест бодрящий, сыроватый дух. Волвянки и белянки Грибы издавна сопровождали трапезу россиян — их солили, мариновали, пекли, варили, жарили, клали в пироги. Во многих городах были щедрые грибные рынки. Едва ли не самый большой располагался в Москве на пространстве между Устьинским и Большим Каменным мостами. Шумело торжище раз в году, в первую неделю Великого поста — не только на набережных, но и прямо на льду. Кроме основного товара продавали на рынке сушеные фрукты, мед, варенье, сласти, орехи, семечки, постное масло. Было там и много других забав для желудка. Москва ведь издавна славилась хлебосольством. «Моя мастерская была у Замоскворецкого моста в Москве, на Балчуге, — вспоминал художник Константин Коровин. — Утром, в начале Великого поста, я услышал шум и говор. Взглянул в окно и увидел по берегу Москвы-реки тьму народа… Пестрая толпа на солнце была оживлена. Пахло тулупами, грибами, капустой. Огромные бочки с огурцами, грибами, груздями, рыжиками, волвянками, белянками. Мы едва проталкивались с Василием в толпе.…» Небольшое уточнение. Волвянки — это волнушки, а белянки это… белянки, похожие формой на грузди, но разнящиеся с ними по цвету. Прежде были популярными, нынче же срезают их лишь немногие. Хотя говорят, что грибы эти вкусные, как, впрочем, и волнушки. Но если сомневаетесь, остерегитесь срезать. Живописную картину московского грибного рынка нарисовал писатель Иван Шмелев в романе «Лето Господне». Да такую, что и запахи слышны, и краски играют. Слова пряные, хрусткие, из сел и деревень привезенные, с далеких времен хранимые: «А вот, лесная наша говядинка, грыб пошел! Пахнет соленым, крепким. Как знамя великого торга постного, на высоких шестах подвешены вязки сушеного белого гриба. Проходим в гомоне. Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винегретные… Похлебный грыб сборный, ест протоиерей соборный! Рыжики соленые-смоленые, монастырские, закусочные… Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинские отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельчей мелких!..» Рынок — историческая пьеса Журналист и писатель Дорошевич в очерке «Уходящая Москва» назвал грибы «нашим виноградом». Да и вообще, читать творения Власа Михайловича — истинное наслаждение, раздолье для литературного гурмана. А пока, господа, лишь прикусите малость ловко сбитые слова, оцените, каков деликатес: «Грибной рынок — это историческая пьеса, которую бойко разыгрывают актеры. Все играют. Бойкий московский мещанин, в “спинжаке”, в “пальте” с манчестеровым воротником, — надел поверх пальто армяк, который у него ежеминутно распахивается, и играет… Играет его жена, бойкая, продувная москвичка. По-деревенски повязавшись платком. Напялив на плечи чей-то чужой кожух. Играет с увлечением. — Мила-ай! Деревенские мы! Сама грибочки-те сбирала! Сама сушила! Сама по клюкву-те ходила! Ох, сама!..» На Грибном рынке приманок было немало, но и ухо следовало держать востро. Покупатели жаловались, что торговцы дурят нещадно — соленые грибы разбавляют водой, мед сдабривают патокой, да и в варенье какую-то чепуху вливают. Но удивляться тут нечему: ловчили во все времена, а в прошлые едва ли не больше, чем в нынешние. Газета «Русское слово» 22 февраля (по старому стилю) 1916 года писала: «Ввиду значительного привоза на грибной рынок в течение первой недели Великого поста различных товаров, приказом по московскому градоначальству и столичной полиции предлагается старшему врачу полиции командировать полицейских врачей для совместных осмотров с торгово-санитарными врачами и чинами полиции 1-го участка Якиманской части и 1-го участка Пятницкой части съестных продуктов, производя испытание их доброкачественности». Продукты, негодные к употреблению, уничтожались, виновные привлекались к ответственности. Но разве за всеми мошенниками уследишь? Потому-то осторожные покупатели больше глядели, чем покупали. Предвкушение пиршества Старая Москва ушла, другая пришла. В советские времена грибами торговали на колхозных рынках — Тишинском, Палашевском, Ленинградском, Преображенском и прочих. Со связками сушеных грибов стояли женщины в серых платках и плюшевых жакетах — потомки тех, кто торговал в старину на Грибном рынке. Их можно было встретить и на улицах Москвы, в людных местах. Милиционеры «плюшевых» нещадно гоняли. Был на Сретенке магазин под названием «Грибы». Они там и впрямь водились: сушеные, соленые в больших кадках. В продаже были белые, грузди, лисички. И даже рыжики, которые нынче редкость несусветная. Иные москвичи десятки лет — с молодости и до старости — отправлялись не с корзинами в лес, а в столичный центр с авоськами. И возвращались домой с богатой добычей, между прочим не переживая за качество. В магазине за этим следили. Впрочем, это был не только магазин, но и знатный московский раритет — еще Гиляровский в «Москве и москвичах» упоминал грибную лавку на Сретенке. Кристалинская пела: «А в Подмосковье ловятся лещи, / Водятся грибы, ягоды, цветы. / Лучше места даже не ищи, / Только время зря потратишь ты». Да многие и не искали, ведь тут оно, под боком. А за грибами ездили не только на машинах и электричках. От предприятий под лесное путешествие выделяли автобусы. Народ собирался у дальних станций метро ближе к ночи и отправлялся в далекий путь. Приезжали на место сбора с рассветом и — в чащобу. Через несколько часов возвращались к автобусу — довольные, с полными корзинами. После бессонной ночи ехали назад, в Москву, и клевали носом… «Опята пошли!» Этот возглас будоражил и волновал всегда. Намедни он прозвучал снова. Истинные грибники мигом побросали дела и рассеялись по лесам. Аукали, перекрикивались, «съедали» глазами пни и бревна, вострили ножи. Отыскав добычу, любовались, как тесно прижались друг к дружке, причудливо переплелись пружинистые, с нахлобученными шляпками грибочки. С улыбками и гомоном тащил народ из лесов гроздья опят корзинами, мешками, вез машинами — на жарку, соленье, похлебку и другие кушанья. Предвкушали пиршество. И уже прикидывали, когда отправиться в следующий упоительный поход.