Артур Клинов первым представил Минск в альбоме «Город Солнца»
Артур Клинов из тех художников, которые сумели выйти из привычного окружения холста и красок. Он первым представил Минск как город
Артур Клинов из тех художников, которые сумели выйти из привычного окружения холста и красок. Он первым представил Минск как город советской утопии и воплотил эту концепцию в альбоме «Город Солнца». А также добился успехов в литературе, написав книги «Шклатара» и «Шалом». Сейчас Клинов задумал отстроить арт-деревню в 200 километрах от Минска. Мы встретились с ним, чтобы вспомнить, с чего все начиналось в Минске и как плохая водка связана с новыми художественными концепциями.
– Начнем с истории. Сейчас модна тема 90-х. Расскажи про свои 90-е… Чем занимались люди из твоего круга общения в конце перестройки и начале 90-х?
– Многие тотально кинулись в бизнес. Это было похоже на вирус. Причем бизнес часто был абсолютно глупый. «Купи-продай», притом что не совсем понятно было, что покупать и кому продавать. Я тоже в это бросился, занимался абсолютно всем. Слава богу, я с этим завязал, потому что понял, что не мое. Когда был азарт, интерес, у меня все получалось. Когда становилось нудно – нет.
– Что касается искусства, ты самоучка или у тебя есть профильное художественное образование?
– Я окончил архитектурный факультет . Можно сказать, что это близкая специальность. Но в среде художников я поначалу был чужаком, так как у меня не было «правильного» диплома.
– А в советское время диплом имел большое значение?
– Конечно. Это была красивая бумажка, которая тебя легитимизировала как художника или писателя. И «Союзы» были обязательными. Хотя художником я решил стать еще до института. В детстве занимался четыре года в художественной школе № 1. Ходил в разные студии. На самом деле после школы я поступал в театральный, но не поступил с первого раза – тогда там были огромные конкурсы, и, чтобы не терять год, пошел на архитектуру. Это был 1982-й.
– Многие художники с распадом СССР ощутили, что их продукт интересен на Западе. Ты попал в эту волну?
– Да. Это началось в Москве и Питере. До Минска же дошло скорее слабым эхом. Здесь все происходило не в таких масштабах и не так оплачивалось. Но результат все равно был тот же – вывезли все. Все, что за конец 80-х – начало 90-х было создано мастерами, потом было вывезено эшелонами и вагонами на Запад. В Германию, Францию, Израиль. На этом можно было быстро заработать. Но покупалось все не очень дорого. У нас не было московских ценников. Хотя по тем временам и это были нормальные деньги.
– Нормальные, это какие, например?
– Например, я мог позволить себе взять такси и поехать в Петербург. Был такой эпизод, когда мы с Графом Русановым не успевали на открытие выставки, а в кассе не было билетов. Мы взяли такси и поехали в Питер. Целой компанией! С нами поехал Леша Жданов, еще барышня Ира. Как сейчас помню, заплатили 600 советских рублей.
– Вернемся к настоящему. Расскажи про концепцию «Города Солнца». Ты сформировал ее в довольно зрелом возрасте. В какой момент ты понял, что Минск – это памятник советской утопии?
– Я долго пытался подобраться к этой теме. Началось все банально: я много ездил на Запад с выставками, и мне нечего было привезти с собой, подарить друзьям. Раньше обычно возили водку, но в 90-х она стала просто гадкой. Помню, как-то приехал к приятелю в Германию, а у него на полке стоит бутылка, которую я привез год назад, чуть отпитая. Я понял: водку на презенты больше возить не буду. Лучшим подарком был бы альбом о Минске – я уже тогда чувствовал, что это город уникальный. Но у нас все альбомы были канонично советские, без какого-то художественного смысла. Я все ждал, что появится что-то новое, интересное. А потом вдруг понял, что мне самому надо сделать такой альбом. Что ж, взял фотоаппарат и начал снимать. Причем до этого не снимал лет 12. Снимал на пленку, цифра тогда еще только появлялась, была дорогой и очень некачественной. И вдруг столкнулся с тем, что не могу снять этот город.
– Из-за того, что не владел техникой фотографии?
– Вовсе нет. Сам Минск оказался очень нефотогеничным, он просто не давался. И тогда я понял, почему не было хороших альбомов: Минск очень сложно снимать. Ведь, по сути, это город правильной геометрии, попробуй сними две параллельные стены, чтобы было интересно. В итоге снимал около четырех лет, но все же нашел подход. Минск нужно ловить, ждать момента. Сразу он не откроется, его надо почувствовать. Это почти мистический процесс. Из нескольких тысяч фото, что я сделал, удалось отобрать лишь сотню по-настоящему хороших. Из них двадцать было отличных, ну и десять – просто гениальных. Они и вошли в альбом. Пока я снимал, начал размышлять: в чем все-таки уникальность этого города? Его не так просто объяснить словами. Так как по образованию я архитектор, то попытался взглянуть на него с профессиональных позиций. Так появилось небольшое эссе «Город СОНца», а через несколько лет я развил его до книги – «Путеводитель по Городу Солнца», которая потом стала нон-селлером и была переведена на семь европейских языков.
– Ты стал писателем после этой работы? До этого твоих литературных произведений не доводилось встречать…
– Совершенно верно. Мой путь в литературу начался с «Города Солнца». А путь к «Городу Солнца» начался с того, что водка стала пакостной. Поэтому нужно было сделать подарочный альбом, и я этим занялся. Шутка!
– Сегодня центр культурной жизни – это «Галерея Ў”. А что было до нее? Где творческие люди проводили досуг, где знакомились, встречались?
– До 90-х никаких площадок не было. Были залы Союза художников. Независимые залы начали появляться в конце 80-х – начале 90-х. В Минске тогда открылось два таких места. Галерея «Шестая линия» на улице Якуба Коласа, которая раньше называлась Шестой линией. Вторая галерея – «Вита Нова» на Кропоткина. Это были два центра, где все самое интересное и происходило. Но работали они по-разному. «Вита Нова» имела спонсоров, они делали большие проекты, приглашали гостей. Работали по западному образцу. Звезды у них были в основном московские. А «Шестая линия» – абсолютно альтернативная площадка, у которой не было денег. Она располагалась в одном из спортзалов Политехнического института. В этих местах и проходило все самое яркое и интересное в современном искусстве Минска в начале 90-х. Но к середине 90-х все закрылось.
– Власть надавила на художников?
– И так, и не так. «Шестая линия» закрылась потому, что помещения в центре города стали дорого стоить. Во втором случае спонсоры «Вита Нова» уже не могли финансировать галерею. Власть потихоньку отстраняла от финансовых потоков неугодный бизнес. Как, например, Петра Марцева, о котором сейчас много говорят. К слову, его знал лично. Был знаком с редакцией газеты «Имя», они много про меня писали, потому что тогда был достаточно активен. Альтернативная сцена всегда была под пристальным вниманием этой газеты.
– Недавно же книга про Марцева вышла. На твой взгляд, его образ там больше фантастический или реальный?
– В принципе, это, наверное, близко к реальности, но хоть я и был знаком с ним лично, не думал, что он был таким «крутым» (смеется). Книга «Марцев» Романовой хороша еще и тем, что отлично ложится на кино. Ее можно интересно экранизировать.
– Какие произведения классической белорусской литературы можно было бы экранизировать?
– Если говорить про классику, то практически весь Короткевич. Из современной литературы… Даже не знаю, надо подумать. В белорусской литературе есть такой момент: мало книг, которые содержат историю, имеют яркий сюжет. Белорусская литература очень экзистенциальная. Такие сюжеты тяжело переводятся на язык кино. А кино – это прежде всего история. Из сюжетной литературы, конечно же, отлично впишется Виктор Мартинович. Кроме него, пожалуй, Альгерд Бахаревич. В каждой новой книге сюжет у него прорисовывается все ярче и ярче.
– Современная белорусская литература кажется постмодернистской и эклектичной. И, быть может, с ней сравнить можно экспериментальное кино. Но таких фильмов у нас делают очень мало, просто единицы. Почему, как ты думаешь, у нас такая ситуация в стране?
– Я тоже так думал буквально пару недель назад. Но в этом году я был в жюри национального конкурса фестиваля «Лістапад». Просмотрев программу, я открыл для себя много нового и интересного. Оказывается, в белорусском кино идет малозаметный для широкой публики, но интересный процесс. Есть авторы, которые при минимальном бюджете делают классные вещи. Это естественно, потому что сейчас в кино происходит техническая революция. Процесс настолько демократизируется и удешевляется, что открывает много возможностей для авторов, у которых раньше не было бы шансов. Поэтому есть оптимизм, что крутое белорусское кино вот-вот будет. Честно говоря, не ожидал такого от «Лістапада». Но большинство работ были более чем достойные.
– В литературе и искусстве ты себя реализовал. Проявил себя как сценарист. А есть ли области, до которых ты еще не добрался? Может, что-то в плане архитектуры?
– Практической архитектурой я не занимался ни дня после окончания БНТУ. В связи с «Городом Солнца» занимался отчасти архитектурой теоретической. Хотя сейчас по своему проекту я реконструировал два дома в арт-деревне Каптаруны. Поэтому, наверное, могу сказать, что практика архитектора и строителя у меня уже есть. Пригодились знания, полученные в институте. В Каптарунах, кстати, я многое делал своими руками.
– Ты больше гуманитарий или технарь? Образование у тебя техническое, но как писатель и художник ты тяготеешь к гуманитарным наукам.
– Архитектура дает синтетический взгляд на мир. Технический аспект сочетается с гуманитарным. Адам Глобус в свое время назвал меня «немецким архитектором». Это, конечно, образ. Но в нем что-то есть. А вообще арт-деревня в Каптарунах, которой я сейчас вплотную занимаюсь, – это идеалистический архитектурный проект, попытка построить маленький рай для креативных творческих людей. Чтобы они могли реализовывать себя подальше от суеты мегаполисов.
– Похоже на партизанщину, о которой говорят белорусам. Если в Европе бегут в сквоты, то у нас – в деревню среди лесов.
– Для белоруса важно осознание «своей земли». Это наша форма самореализации – «своя земля». Даже если у тебя есть шесть соток, на которых ты можешь быть хозяином, тебе все равно, какая система, какая власть, ты самореализуешься на этом клочке земли.
– Шесть соток по-прежнему актуальны в нулевые и десятые?
– Сейчас в тренде хутора, шляхетские застенки. В Минске это очень модная тема. Все мои приятели или уже обзавелись хутором, или собираются это сделать. Или хотят, но нет средств и возможностей.
– И каково лично тебе в деревне?
– Великолепно! Там ощущаю течение жизни. В городе этого не чувствуется. Здесь мы все время бежим, мы – часть какого-то механизма. А в деревне ты по-настоящему чувствуешь, как протекает время. Что бы ты ни делал, ты ощущаешь, что живешь. Это другое измерение жизни.
– У тебя было все, чтобы уехать на Запад и там остаться. Почему ты до сих пор здесь?
– Да, у меня были возможности, но никогда не было желания уехать. Временами сам себе задаю этот вопрос: почему? Наверное, мне важно быть хозяином на своей территории. Как бы здесь ни было тяжело и непросто, я понимаю, что это мое. Но это даже не патриотизм, а ощущение того, что здесь и только здесь мой дом.
Беседовал Андрей Диченко
Текст gorodw.by