Вдова Дербенева: «Женитьба Зацепина на француженке свела в гроб его жену Свету»

Но, пожалуй, наибольшую известность и народную любовь ему принесли песни к комедиям Гайдая, созданные в соавторстве с другим юбиляром - покойным поэтом Леонидом Дербеневым, которому в нынешнем году исполнилось бы 90.

Родился и вырос Александр Зацепин в Новосибирске. Связывать жизнь с музыкой поначалу не собирался и по окончании школы пошел учиться в Институт инженеров транспорта.

Во время войны его отца-врача арестовали по 58-й «контрреволюционной» статье. А его самого отчислили из института и призвали в армию. Но на фронт Саша не попал. Службу проходил в клубе пехотного училища в Тюмени, где одним из его командиров был будущий актер и кинорежиссер Евгений Матвеев.

После дембеля Зацепина взяли аккомпаниатором в Новосибирскую филармонию. А потом без диплома музучилища сразу приняли в консерваторию в Алма-Ате. Правда, на 3-м курсе он оттуда чуть не вылетел из-за своей первой жены - артистки филармонии Ревмиры Соколовой.

- Она была красивая, самоуверенная и нагловатая, - признавался композитор. - Ничего не хотела делать - ни учиться, ни работать, ни ухаживать за нашим сыном. Зато требовала модную одежду, и непременно чернобурку. Это не могло продолжаться бесконечно. И наступила логическая развязка - мы расстались. Вскоре я пришел в консерваторию и на доске приказов прочитал: «Студент Зацепин исключен». «Вы - преступник! - сказал мне парторг. - Вам не место в советском вузе!»

Оказалось, моя бывшая жена написала письмо в «Комсомольскую правду», что я, мол, такой-сякой, мой дед - контрреволюционер. Вот тут она не попала! Если бы написала, что отец - враг народа, может, и достигла бы цели. По моей просьбе мама прислала мне справку, что родители моего деда выступали против царизма и были сосланы за это в Сибирь. После этого политические наезды на меня прекратились. Тем не менее год я не учился.

Однажды знакомая студентка сказала мне, что я нравлюсь ее подруге Светлане Третьяковой. Она училась на первом курсе консерватории и была полной противоположностью первой жены - чудесный характер, доброта, желание к чему-то стремиться. Полгода мы с ней встречались, и дело уже шло к женитьбе. Но я сказал: «Пока не восстановлюсь, жениться не могу!»

Дело в том, что ее отчим был проректором консерватории по учебной части. Получалось, будто я собираюсь жениться в корыстных целях. Через год, когда меня восстановили, мы поженились и прожили счастливо 28 лет, до ее внезапной смерти.

Писать музыку для кино Зацепин начал в середине 50-х на «Казахфильме». После успеха песни «Надо мной небо синее» из фильма «Наш милый доктор» перебрался в Москву и стал предлагать свои услуги столичным студиям. На его творчество обратила внимание жена Леонида Гайдая Нина Гребешкова и, когда ее муж приступил к работе над «Операцией «Ы», посоветовала ему пригласить Зацепина в качестве композитора.

- К тому времени он как раз поссорился с Никитой Богословским, который писал музыку к его «Псу Барбосу» и «Самогонщикам», - рассказывал Александр Сергеевич. - Гайдай был гениальный режиссер. Но тяжелый человек. Особенно когда выпивал. В один прекрасный момент на записи музыки после очередного общения с Гайдаем Богословский не выдержал, сломал дирижерскую палочку и сказал: «Ноги моей больше здесь не будет!» А Гайдай только хихикнул вдогонку: «Нервных просьба не беспокоиться». Ко мне у него в первое время было какое-то недоверие, и он иногда с ехидцей спрашивал: «А эту музычку, поди, взял из другого фильма, где у тебя ее не приняли?» Потом, когда я ему по два варианта стал показывать, сомнения у него исчезли. Тут уж я ему говорил с ехидцей: «Ты, Леня, не думай, что это из двух фильмов, где не взяли».

Если к «Операции «Ы» Зацепину пришлось делать только инструментальную музыку, то в следующем фильме «Кавказская пленница» Гайдаю понадобилась песня. Для написания стихов Александр Сергеевич предложил привлечь Леонида Дербенева, с которым его познакомил композитор Александр Флярковский. С Дербеневым у Зацепина уже был удачный опыт сотрудничества - их песня «Костер на снегу» из фильма «На завтрашней улице» в исполнении Майи Кристалинской стала очень популярной. Но в этот раз работа у них не заладилась. Гайдай раз за разом браковал варианты, которые они предлагали. По признанию композитора, в какой-то момент он уже был готов последовать примеру Никиты Богословского и отказаться от работы с замучившим его режиссером.

- Да, с песней для «Кавказской пленницы» у Саши с Леней возникли трудности, - подтвердила вдова Дербенева Вера Ивановна. - Сначала Гайдаю не нравилась музыка. «Такую песню народ не запоет», - говорил он. Потом ему не нравились стихи. Один из первых вариантов начинался так: «Где-то на белой льдине, // Там, где всегда мороз, // Чешут медведи спины // О земную ось». «При чем тут мороз и льдины, если действие нашего фильма происходит летом?» - недоумевал Гайдай.

Строчка про медведей тоже вызвала возражения: «Почему они чешут спины? У них, что - блохи? Это не­эстетично». Дербеневу пришлось несколько раз все переделывать. Он очень нервничал. Все-таки у него это была первая работа для фильма Гайдая. А потом они с Гайдаем и Зацепиным настроились на общую волну и стали неразлучной троицей. Работали вместе на «Бриллиантовой руке», «Двенадцати стульях», «Иван Васильевич меняет профессию» и других фильмах. Правда, Гайдаю и Зацепину настойчиво рекомендовали заменить Дербенева. «Он же не член Союза писателей», - говорили им. Но они уже не видели на его месте никого другого.

Карьера Зацепина складывалась более чем успешно. Его песни после работы с Гайдаем режиссеры брали в свои фильмы нарасхват. Их исполняли лучшие певцы во главе с набиравшей популярность Аллой Пугачевой. Авторские отчисления текли рекой.

Но композитору было недостаточно успеха в СССР. Хотелось покорить и загнивающий Запад. В конце 70-х во время поездки с советской делегацией в США его произведения услышал продюсер по фамилии Кэш и предложил контракт на запись музыки к голливудским фильмам.

Однако работать с американцами Зацепину не разрешили. И он стал искать возможность эмигрировать. На помощь пришел француз Ален Прешак, переводчик и преподаватель русского языка, который был женат на подруге его жены Светланы.

- Я рассказал Алену о своих мытарствах, - вспоминал Зацепин. - К тому времени я уже был один, моя любимая жена Светлана, с которой мы счастливо прожили почти тридцать лет, умерла. «У меня во Франции есть сестра Женевьева, - сказал Ален. - Она не замужем. Давай познакомлю тебя с ней?» Он показал мне ее фотографию. Женщина мне понравилась. Потом она приехала сюда. Я ей тоже почему-то понравился. Возникла взаимная симпатия. Женевьева была очень мила. Ей было 42 года. Детей не имела. В браке никогда не состояла. Когда-то отец не разрешил ей выйти замуж за ее возлюбленного, и она ушла в монастырь. Прожила там 15 лет. Потом вернулась в мир, жила в Тулузе. Занималась живописью, пела в хоре, знала и любила музыку. У нас было что-то общее. Прошло время, и я решил: где наша не пропадала, женюсь!

Новоиспеченный муж наивно рассчитывал, что сможет сразу же отправиться к ней во Францию. Но разрешение на выезд пришлось ждать целых два года. В Советском Союзе на Зацепина начали поглядывать косо, отказываясь иметь с ним дела. И не только потому, что намерение покинуть Родину считалось чуть ли не предательством.

- Женитьба Зацепина на француженке свела в гроб его жену Свету, - поведала Вера Дербенева. - Да-да, француженка появилась еще при ее жизни! На самом деле у Саши с ней ничего не было. По крайней мере, поначалу. Может, потом у них и возникли интимные отношения.

Расставаться со Светой Саша не хотел. Договорился с ней фиктивно развестись. «Ну, уехать из Союза как-то надо, - говорил он ей. - А когда я там обоснуюсь, ты ко мне приедешь». Но об этом знали только я и ее подруга - генеральша Нина Ивановна. А все остальные были не в курсе. И распространились слухи, что у Саши с француженкой якобы все всерьез - и по «Золотому кольцу» они вместе поехали, и квартиру собрались менять.

Свете начали звонить, сочувствовать, клеймить Зацепина - какой он негодяй и как мог так с ней поступить. Она очень переживала. И из-за этого умерла раньше времени.

Со Светой меня связывала близкая дружба. Из жен композиторов я по-настоящему дружила только с ней и с женой Александра Флярковского Люсей. Когда хоронили Свету, я находилась в Сортавале. Приехала только на 40 дней. На кладбище со мной случилась истерика. «Это все из-за тебя! - орала я на Сашу как ненормальная. - Не надо было все это делать!»

Зацепин и Дербеневу предлагал уехать за границу вместе с ним. Надоумил его собирать старинные иконы. «Знакомые дипломаты помогут их вывезти, - говорил он. - А там иконы можно будет выгодно продать, чтобы первое время было на что жить». - «Если хочешь, найди себе еврейку или иностранку, женись на ней и уезжай! - сказала я мужу. - А я из Союза не уеду. Здесь могилы моей мамы, бабушки, всех моих предков».

Леня подумал и тоже отказался от этой затеи. «Что я буду делать за границей? - сказал он Саше. - Ты-то свою музыку можешь везде сочинять. Си-бемоли в любой стране си-бемоли. А я знаю только русский язык. Для кого я буду там писать? Для эмигрантов в кабаках? Нет, никуда я не поеду!»

И писать с Зацепиным песни Леня тогда перестал. Не то что они поссорились. Просто режиссеры, зная, что Саша собрался уезжать из страны, работать для кино его уже не приглашали. Боялись, что после его отъезда написанные им песни попадут под запрет.

На вожделенном Западе Зацепина тоже не ожидало ничего хорошего. Да, поначалу ему подвернулась работа - написать музыку к фильму чешского режиссера Войтеха Ясного по пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца». Но американский продюсер Кэш со своим многообещающим контрактом к тому времени бесследно исчез. А пока композитор пытался его разыскать, ему подложила свинью его французская жена Женевьева Прешак.

- Когда-то до меня у нее был в Тулузе любовник, - делился Александр Сергеевич. - Как полагается, женатый, с двумя детьми. И вот однажды, когда меня не было в Париже, он при­ехал и встретился с Женевьевой. Сводил ее в ресторан, угостил вином и сказал, что любит, как Ромео. Более того, обещал уйти от жены со всеми вытекающими. Она этому поверила и, когда я приехал, чистосердечно мне все рассказала. «Ладно, давай забудем это! - сказал я. - Все будет нормально». - «Нет, - ответила она. - Я так не могу». Пятнадцать монастырских лет не прошли даром. И она подала на развод.

Потом пришла, вся заплаканная. Выяснилось, что ее любовник не может оставить семью. Какое-то время мы продолжали жить вместе. А потом она попросила меня переехать из ее квартиры. Потому что ей тяжело: она и хотела бы ко мне вернуться, но раз изменила, то не имеет права.

Композитор остался в чужой стране один и без средств к существованию. От безысходности брался сочинять музыку для рекламы кофе, которую снимал другой эмигрант - кинорежиссер Андрей Михалков-Кончаловский. Подрабатывал игрой на аккордеоне в ночном баре.

Зацепину ничего не оставалось, как вернуться обратно в СССР, где его поджидал неприятный сюрприз - он больше не числился в Союзе композиторов. Этим Александр Сергеевич был обязан Никите Богословскому, которому не давало покоя, что музыку к самым успешным фильмам Гайдая выпало написать не ему.

- Когда я работал в ночном баре, туда забрел Богословский, - объяснял Зацепин. - Во Францию он приезжал частенько. Наверное, был очень благонадежным, и его пускали без проблем и провожатых. Вернувшись в Москву, он по полной программе доложил, что Зацепин позорит советских композиторов, играет в таком баре, куда заходить противно и где вообще играть нельзя. И меня заочно исключили из московского Союза композиторов, где я состоял на учете.

Я пошел к Владиславу Казенину, председателю российского Союза. Казенин, добрая душа, сказал: «Что ты волнуешься? Из нашего-то, российского, никто тебя не исключал. А решение московского отделения мы не пропустим». Постепенно жизнь вошла в привычное русло. Начали появляться заказы. С Дербеневым мы помирились и снова стали дружить и работать, как раньше. Сделали два фильма с Гайдаем «Операция «Кооперация» и «На Дерибасовской хорошая погода», мюзикл «Русское Рождество в Париже» с французами. В нашей семье по традиции все учились в музыкальной школе. Но мой внук Саша ленился, отлынивал от рояля, хотя парень был способный. И тогда мы пригласили Светлану Морозовскую позаниматься с ним дома. Она была очень хорошая пианистка, Гнесинский институт окончила и там успешно работала. Я посмотрел на нее раз, другой. Она на меня посмотрела. И через какое-то время мы решили пожениться. Такая, видно, у меня судьба. Если не считать Ревмиру, первая жена была Светлана, и эта, последняя, оказалась тоже Светланой.