Глава 4. Игра с отрицательной суммой и как ее прекратить

Победителей нет

Суть наших аргументов заключается в том, что украинский кризис – это апофеоз региональной динамики: политика с нулевой суммой привела к результатам с отрицательной суммой. В этой игре нет победителей. Все основные игроки сегодня находятся в худшем положении, чем до кризиса.

Украина, главное поле битвы, пострадала больше всех. Она потеряла контроль над Крымским полуостровом и 2 миллионами его жителей²⁶⁰. Пророссийски настроенные крымчане радовались обретенной свободе от украинского правительства, но эйфория длилась недолго. Статус полуострова как субъекта РФ не признан в мире, оспаривается западными странами и, следовательно, может быть обратим. Самые жесткие санкции США и ЕС – и, возможно, самые длительные – касаются экономической деятельности в Крыму и торговли с Крымом. Аналогичные санкции раньше действовали в отношении Ирана. Они не только запрещают западным компаниям инвестировать и торговать с Крымом, но и препятствуют российским компаниям, работающим с Соединенными Штатами и Европейским союзом, вести бизнес в Крыму²⁶¹. Бюджетные вливания из Москвы сводят на нет инфляция, обусловленная украинской блокадой экспорта в Крым, перекрытие подачи воды для орошения и отключения электроэнергии из-за того, что ЛЭП в районе Перекопа, где энергосистемы полуострова соединяется с материком, перерезаются²⁶². В дополнение к экономическим проблемам ОБСЕ сообщает об ограничении «прав человека и фундаментальных свобод» жителей Крыма²⁶³. Amnesty International фиксирует нарушения со стороны российских властей, включая «задержание и применение пыток к критикам власти» и «непрекращающуюся кампанию преследования» независимых СМИ и групп, защищающих права крымских татар – мусульманского меньшинства, которое было депортировано Сталиным и более 40 лет провело в ссылке²⁶⁴.

Захват Крыма обошелся без кровопролития, в то время как военные действия в Донбассе, как отмечалось во введении, унесли около 10 тыс. жизней. Порядка 1,8 млн украинцев были вынуждены покинуть свои дома, 1,1 млн человек получили статус беженцев в России²⁶⁵. Последняя цифра существенно занижена, поскольку далеко не все украинцы, приехавшие в Россию, прошли официальный процесс регистрации, многие предпочли просто найти работу или жить у родственников.

Гуманитарные последствия – это не только смерти и вынужденное переселение. ООН, ОБСЕ и правозащитные организации фиксируют многочисленные нарушения в зоне конфликта, совершенные как поддерживаемыми Россией сепаратистами, так и украинскими вооруженными силами и военизированными формированиями. «Украинские правительственные силы и поддерживаемые Россией сепаратисты, – сообщают Amnesty International и Human Rights Watch, – длительное время незаконно удерживают мирных жителей без контакта с внешним миром… Большинство удерживаемых сталкиваются с пытками и другими формами жестокого обращения»²⁶⁶. Управление Верховного комиссара ООН по правам человека (УВКПЧ) сообщает о «регулярных практиках [Службы безопасности Украины] задержаний и… пыток родственниц мужчин, подозреваемых в участии или содействии вооруженным [сепаратистским] группировкам»²⁶⁷. В свою очередь, силы сепаратистов «занимаются самоуправством, создали сеть мест лишения свободы, где людей подвергают пыткам, и подавляют инакомыслие» на подконтрольных им территориях²⁶⁸. В 2014-2015 гг. словосочетание «донецкие подвалы» стало синонимом подземных тюрем и камер пыток, где без связи с внешним миром удерживались люди, подозреваемые в симпатиях к Евромайдану или в иной крамоле²⁶⁹.

Жизнь многих простых украинцев в зоне конфликта перевернулась. В контролируемых украинским правительством районах Донецкой и Луганской областей, жизнь которых зависела от связей с административными центрами, которые сейчас находятся под контролем сепаратистов, экономическая активность резко сократилась. Из-за ужесточения режима безопасности пересечение линии соприкосновения стало невероятно сложным и длительным процессом, люди стоят в очереди по 24 часа. В середине 2016 г. УВКПЧ сообщило, что «украинские власти часто нарушают принцип недискриминации, проводя политику обособлений, исключений или ограничения доступа к фундаментальным свободам и социально-экономическим правам для людей, живущих в зоне конфликта»²⁷⁰. На контролируемых сепаратистами территориях повседневными реалиями стали нехватка продуктов и товаров, черный рынок, задержки зарплат и беззаконие. С начала конфликта сепаратисты взяли под свой контроль около 50 государственных шахт, разграбили украинские и иностранные предприятия²⁷¹.

Для страны в целом экономическое бремя конфликта и предшествовавшей ему революции оказалось невероятно тяжелым. По данным Всемирного банка, ВВП Украины сократился на 7% в 2014 г. и еще на 10% в 2015 г. ВБ прогнозировал рост экономики на 1% в 2016 г. при самом благоприятном сценарии, подразумевающем мир и осуществление реформ, но даже это было бы так называемым эффектом низкой базы, когда после достижения дна происходит отскок экономики. Украинцы страдают от инфляции, потребительские цены выросли на 25% в 2014 г. и еще на 43% в 2015 году. Промышленное производство упало на 20% в 2014 г. и еще на 13% в 2015 году. Национальная валюта обесценилась более чем на 60% по отношению к доллару с 2014 году. Пока конфликт на востоке будет продолжаться, экономический эффект домино будет усугубляться. Донбасс, центр горнодобывающей отрасли и металлургии Украины, обеспечивал 16% ВВП страны, 25% промышленного производства и 27% экспорта в 2013 г., за год до конфликта. Макроэкономический спад ожидаемо серьезно осложнил жизнь простых граждан. Расходы домохозяйств упали на 20% в 2015 г., что отражает сокращение трат на продукты питания и товары первой необходимости. Калорийность потребляемой пищи в среднем упала на 18%²⁷². Опрос Gallup в конце 2015 г. показал, что 79% украинцев оценивают экономическую ситуацию в стране как «плохую», лишь 9% сообщили, что они преуспевают, 56% находятся в бедственном положении и 36% терпят лишения²⁷³.

Одна из причин экономических проблем – нарушение коммерческих связей с огромным соседом – Россией. Сокращение ВВП Украины и коллапс энергоемких отраслей промышленности на востоке уменьшили спрос на российский газ. Если экономика восстановится, у Украины не будет альтернативы, кроме возобновления газовых отношений с Россией. «Реверсные поставки» российского газа из Европы помогли Украине пережить последние пару лет, но все имеющиеся трубопроводы при максимальной мощности могут обеспечить Украине не более 12 млрд кубометров газа в год в реверсном режиме. В 2013 г. Киев импортировал 27 млрд кубометров российского газа²⁷⁴. В прошлые годы газовые отношения с Россией являлись ключевым источником бюджетной стабильности. В 2013 г. «Газпром» заплатил в украинскую казну 3,1 млрд долларов за транзит газа, что составило существенную долю госдоходов. Введение в строй альтернативных трубопроводов из России в Европу в обход Украины через Черное и Балтийское моря в ближайшие годы ставит под вопрос будущие доходы Киева от транзита газа.

Структурная зависимость Украины от России не ограничивается импортом и транзитом газа. В докризисном 2013 г. треть от общего объема экспорта шла в Россию, что сопоставимо с экспортом в ЕС. По собственным оценкам правительства Украины, оно потеряло 98 млрд долл. в торговле в 2014-2015 гг. из-за введенных Россией санкций²⁷⁵. Суммарный эффект был значительно выше из-за структуры украинского экспорта. В основном она продает металлическую руду, черные металлы, зерно и другую сельхозпродукцию в Европу. В Россию же она экспортировала оборудование, транспорт и промышленную продукцию, т.е. товары с высокой добавленной стоимостью, которые обеспечивают больше рабочих мест (и более высокооплачиваемых)²⁷⁶. У нескольких крупных предприятий, в основном в оборонной и аэрокосмической отраслях, до кризиса клиенты были только в России. Сейчас они держатся на плаву благодаря субсидиям и предзаказам, но в ближайшем будущем им грозит банкротство или перепрофилирование. Завод «Южмаш» в Днепре (бывший Днепропетровск), который с 1991 г. занимался в основном производством и обслуживанием ракет для России, сегодня работает один день в неделю, невыплаты по зарплате достигли уже миллионов долларов; завод «Антонов» в Киеве, выпускавший грузовые самолеты совместно с российским партнером, остановил производство в марте 2016 года.

Переживая экономические трудности и невзгоды, связанные с продолжающимся вооруженным конфликтом, украинцы не видят серьезных улучшений в системе управления после Евромайдана. Начато несколько масштабных реформ, но повседневные реалии на Украине практически не изменились, несмотря на высокопарную риторику украинских руководителей и поддерживающих их представителей Запада. Опросы, проведенные в конце 2015 г., показали, что, по мнению почти 80% украинцев, уровень коррупции после революции не изменился или даже возрос. Только 8% доверяют правительству, 19% считают, что страна движется в правильном направлении. Рейтинг президента Петра Порошенко упал до 17% – на 10 пунктов ниже, чем у Виктора Януковича накануне переворота²⁷⁷.

Украинский политический ландшафт стал более поляризованным и изобилует примерами радикальных высказываний и действий. Национальная идентичность вызывала яростные споры с момента обретения независимости в 1991 году. Разные взгляды на культуру, историю и язык разделили многих – по сути, юг и восток страны против запада и центра. Высокая степень централизации власти позволяла руководителям в Киеве навязывать свою точку зрения остальной части страны. Однако до 2014 г. борьба между группами влияния и дезорганизация в Верховной Раде и органах исполнительной власти не давала ни одной из частей страны решающего преимущества. Евромайдан обозначил качественный сдвиг. Как отмечалось выше, крайне правые националисты стали вооруженным авангардом революции, а в новом правительстве доминировали представители западных регионов. На юго-востоке поддержка Евромайдана была минимальной. Один из опросов в феврале 2014 г. показал, что лишь 20% на востоке (включая Донбасс) и 8% на юге (включая Крым) симпатизировали протестующим Евромайдана; на западе и в центре страны – 80% и 51% соответственно²⁷⁸. Юго-восток оказался маргинализирован после революции. Партия регионов, политическая машина, доминировавшая там с конца 1990-х гг., распалась после свержения Януковича, а Компартия Украины, также пользовавшаяся там поддержкой, была запрещена киевским судом в сентябре 2015 года. Аннексия Крыма исключила из государства 2 млн граждан, а война в Донбассе лишила гражданских прав жителей подконтрольных сепаратистом территорий, сотни тысяч беженцев и тех, кто проживает на линии соприкосновения, где действует военное положение. В первый год боевых действий на востоке передовые войска состояли в основном не из частей регулярной армии, а из военизированных добровольческих батальонов. Некоторые из них были явно националистического толка – так, на флаге одного красовался неонацистский вольфсангель («волчий крюк»)²⁷⁹.

На контролируемых правительством территориях на востоке и юге явка избирателей на парламентских выборах 2014 г. была значительно ниже, чем на западе и в центре. Это помогло сформировать парламент с прозападным большинством, поэтому многие посчитали, что украинцы кардинально изменили свою точку зрения. Оказалось, что количество голосов, отданных за такие партии, сопоставимо с показателями предыдущих выборов; изменилось общее количество голосов из-за низкой явки на юге и востоке²⁸⁰. Постоянное присутствие батальонов крайне правых добровольцев и показ по телевидению публичных издевательств над кандидатами, ранее входившими в Партию регионов (некоторых из них бросали в мусорные баки), создавали атмосферу страха²⁸¹. Несколько известных фигур, ассоциируемых с партией, были убиты в 2015 г., в том числе пророссийски настроенный журналист.

На момент написания книги крайне правый националист является спикером Рады (и в случае необходимости будет исполнять обязанности президента), националисты занимают руководящие посты в МВД. Директором Института национальной памяти является историк, известный своими националистическими взглядами. Он автор закона о «декоммунизации», который привел к переименованию тысяч улиц, населенных пунктов и даже крупных городов. Так, Московский проспект в Киеве был переименован в проспект Степана Бандеры в честь украинского националиста середины XX века, который сотрудничал с нацистами. Имя Бандеры проклято миллионами украинцев, особенно на юге и востоке страны, а также поляками и евреями, у которых оно ассоциируется с военными преступлениями, совершенными националистами.

Помимо этнического национализма, украинцы по обеим сторонам от линии соприкосновения приобрели привычку расчеловечивать друг друга. Для многих сепаратистов правительство в Киеве – это «фашистская хунта», а ее сторонники – «бандеровцы». В Киеве, как отметил один западный журналист в 2014 г., также бросается в глаза отсутствие эмпатии: «Представьте себе, что все люди, которые на протяжении 20 лет были против вашей политики – самая отсталая, самая бедная и наименее успешная часть населения страны, – собрались в одном месте, провозгласили независимую республику и взяли в руки оружие?… Все противники прогресса в одном месте, все лузеры и конченые люди: не лучше ли было бы решить проблему раз и навсегда? Не лучше ли было бы убить как можно больше из них и до смерти запугать остальных, навсегда? Вот что я услышал от респектабельных людей в Киеве. Не от националистов, а от либералов, профессионалов и журналистов. Все плохие люди собрались в одном месте – так почему бы не убить их всех разом?»²⁸².

Такие настроения поддерживаются политическими лидерами, включая Порошенко, который в одном из выступлений сравнил сепаратистские территории с Мордором – средоточием зла у Дж. Р. Р. Толкина²⁸³.

Украинский кризис оказал существенное воздействие и на Россию. Экономический спад, начавшийся в 2014 г., стал самым длительным в ее постсоветской истории²⁸⁴. После роста на 0,7% в 2014 г. и падения на 3,7% в 2015 г. российская экономика, по прогнозам, сократится на 1,2% в 2016 году. (По данным Росстата, фактическое снижение ВВП России в 2016 г. составило 0,2% – прим. ред.). Серьезно пострадало население: в 2015 г. реальные зарплаты упали на 9,5%²⁸⁵. В конце 2016 г. курс рубля к доллару составлял половину от значений января 2014 года.

Экономические трудности в России можно связывать со стремлением Путина избегать структурных реформ и трехкратным снижением цен на нефть в 2014-2015 годах. Поэтому определить масштаб влияния украинского кризиса на итоговые показатели экономики России сложно. Одно эконометрическое исследование предполагает, что западные санкции в среднем обошлись в 2% ВВП за квартал в период с середины 2014 по середину 2015 года²⁸⁶. Но на фоне косвенных долгосрочных последствий санкций и конфликта их прямое краткосрочное воздействие кажется незначительным²⁸⁷. В числе примеров можно назвать увеличение оттока капитала, что и так является слабой точкой российской экономики, и низкий уровень инвестиций – основную угрозу долгосрочным перспективам развития. Чистый отток капитала достиг 8% ВВП в 2014 г., затем упал до 3% в 2015 г. – относительно нормального уровня для России, но по-прежнему угрожающего с точки зрения долгосрочного развития. Закрытие международных рынков капитала для государства не позволяет вливать деньги в экономику, как это было в 2008–2009 гг., когда госпомощь помогла остановить сползание в рецессию. Власти также вынуждены тратить резервные фонды, созданные в период высоких цен на нефть, чтобы покрыть дефицит бюджета. Давние амбиции российского правительства модернизировать и диверсифицировать экономику теперь будет гораздо сложнее реализовать, поскольку трансфер технологий с Запада посредством прямых инвестиций, совместного производства и торговли ограничен. Даже в случае отмены санкций из-за репутационных и политических рисков западные компании продолжат настороженно относиться к возвращению на российский рынок.

Влияние украинского кризиса на внутреннюю политику России было не менее значимым. Зимой 2013-2014 г. политический плюрализм и демократические институты оказались в самом плачевном состоянии с момента распада Советского Союза. Евромайдан, аннексия Крыма и война в Донбассе только усугубили ситуацию. Кризис стимулировал поддержку президента Путина внутри страны, его рейтинги превысили 80% в марте 2014 г. и на момент написания книги остаются на этом уровне уже 31 месяц²⁸⁸. Западные санкции, вместо того, чтобы настроить россиян против руководства, вызвали защитную реакцию – возникло ощущение внешней угрозы, которое власти используют для укрепления поддержки со стороны населения²⁸⁹. Мобилизационная повестка окончательно маргинализировала несогласных с политикой властей, критика которых в такой ситуации стала сродни предательству.

Кремль использовал накаленную политическую атмосферу, чтобы ввести законы, ограничивающие свободу слова и жестко регламентирующие связи неправительственных организаций с Западом. В числе примеров – повышение штрафов за поддержку сепаратизма и участие в несанкционированных протестах; закон, обязывающий регистрировать блог с ежедневной аудиторией более 3 тыс. человек как СМИ; наделение прокуратуры правом объявлять иностранные неправительственные организации «нежелательными», если они «представляют угрозу для конституционного порядка, обороноспособности или национальной безопасности». В этом случае организации запрещается иметь офис в России и вести там деятельность. К осени 2016 г. Национальный фонд поддержки демократии, Национальный демократический институт, Международный республиканский институт, фонд «Открытое общество» и другие были объявлены «нежелательными».

Как и на Украине, конфликт привел к радикализации российского политического дискурса. После присоединения Крыма дикторы теленовостей, ведущие ток-шоу и проправительственные политики клеймили оппонентов Кремля как «пятую колонну» и «национальных предателей», эту же терминологию использовал Путин в своей речи о вхождении Крыма в состав России 18 марта 2014 года. Политики и журналисты, выступавшие против политики властей в Интернете, подвергались атакам платной «армии троллей»²⁹⁰. Многие онлайн-атаки, в том числе содержащие угрозы насилия, исходили от националистов и не оплачивались Кремлем. Националистические – или точнее панславянские и неоимпериалистические – группировки, на долгое время подавленные властями, начали возрождаться после присоединения Крыма и начала войны в Донбассе, куда многие их члены отправились в качестве добровольцев²⁹¹.

Положение России в международной политике также ухудшилось в некоторых аспектах после 2014 года. Ее союзники в ближнем зарубежье, хотя внешне остаются послушными, боятся стать следующей целью Москвы и пытаются ей противодействовать, насколько позволяют обстоятельства. Страны Запада, ранее занимавшие позицию «голубей» в дебатах о политике НАТО и ЕС в отношении России, теперь смотрят на ситуацию иначе. В 2013 г. невозможно было представить, что Германия назовет Россию «вызовом безопасности нашего континента», как сказано в «Белой книге» бундесвера 2016 года²⁹². Берлин координирует санкционную активность Евросоюза, направленную против России. Москва рискует навсегда оттолкнуть от себя ЕС, который долгое время являлся крупнейшим торговым партнером России и прямым инвестором. Поскольку партнерство с Западом подорвано, Россия становится более зависимой от Китая экономически и геополитически и со временем это может привести к ограничению ее свободы действий.

И Россия, и Запад оказались в худшем положении из-за периода конфронтационных отношений, начавшегося в 2014 году. Климат холодный войны затруднил сотрудничество по общим вызовам, увеличил риски военного столкновения и трансформировал гражданский конфликт в «опосредованные» горячие войны на Украине и в Сирии. В Европе новая напряженность между Россией и НАТО привела к ухудшению ситуации в сфере безопасности. Последний американский танк покинул Европу в 2013 г. (в разгар холодной войны только в Германии дислоцировалось 6 тыс. танков). Этот тренд, принесший огромные «дивиденды мира» США и Европейскому союзу, сегодня пересматривается²⁹³. Граница между Россией и Североатлантическим альянсом превратилась в очаг наращивания военной мощи. Соединенные Штаты выделили 789 млн в 2016-м и 3,4 млрд долларов в 2017 финансовом году на расширение военного присутствия в Центральной и Восточной Европе, включая периодическую ротацию бронетанковых и воздушно-десантных бригад в Польше и прибалтийских государствах. После консультаций на саммите НАТО в Варшаве в июле 2016 г. Канада, Германия и Великобритания разместили войска в Прибалтике на условиях постоянной ротации. Альянс также активизировал проведение военных учений и маневров, крупнейшие учения с момента окончания холодной войны прошли в июне 2016 года.

Действия НАТО стали ответом на ощущение угрозы, которое союзники в Центральной и Восточной Европе испытывают из-за поведения России с 2014 года. Однако Москва видит в них лишь продолжение старого процесса приближения военной инфраструктуры блока к границам России. В ответ Россия объявила о наращивании сил в Западном военном округе. В мае 2016 г. министр обороны Сергей Шойгу заявил, что к концу года в округе будут сформированы две новые дивизии²⁹⁴. Кремль дал и асимметричный ответ. С 2014 г. Россия задержала офицера эстонской разведки, активизировала патрулирование Северной Атлантики подводными лодками, обеспечивала моральную и, по некоторым данным, финансовую поддержку евроскептикам и противникам ЕС внутри блока, регулярно устраивала демонстрации силы в небе и на море – инциденты между российскими и западными самолетами (военными и гражданскими) и военными кораблями фиксировались неоднократно²⁹⁵.

В Сирии НАТО и Россия оказались на грани прямого военного столкновения. В сентябре 2015 г., через два дня после встречи Путина и Обамы, на которой не удалось прийти к соглашению, Россия начала бомбардировки противников сирийского режима – первая военная интервенция за пределами постсоветского пространства со времен ввода советских войск в Афганистан. Российские и натовские военные самолеты действуют на одном театре, но преследуют разные, можно сказать, противоположные цели. Спустя менее трех месяцев турецкий пилот сбил российский бомбардировщик в районе сирийско-турецкой границы. Это было первое прямое военное соприкосновение между Москвой и страной НАТО со времен Корейской войны. С тех пор в Сирии произошло еще несколько инцидентов, в июне 2016 г. американский и российские военные самолеты едва избежали столкновения.

Следует отметить, что почву для российской интервенции в Сирии подготовило разрушение российско-американских отношений из-за украинского кризиса. Безусловно, главным мотивом были обстоятельства, касающиеся этой охваченной войной страны, но именно крах отношений позволил российскому руководству считать, что только военная сила может заставить Вашингтон учитывать российские интересы. Украинский кризис побудил Москву действовать, чтобы выйти из дипломатической изоляции, которую пытался навязать Запад после Крыма, и продемонстрировать, что Россию нельзя лишить ее законного места за столом переговоров главных действующих лиц международной политики.

Вернулось и бряцание ядерным оружием времен холодной войны, хотя и в новом формате. В интервью в марте 2015 г. Путин рассказал, что рассматривал возможность приведения в боевую готовность российских стратегических ядерных сил во время операции в Крыму. В ноябре 2015 г. российский «Первый канал» показал, как генерал изучает планы торпед с ядерными боеголовками «Статус-6» – смертоносного оружия ответного удара, которое может уничтожить все Восточное побережье США. Глава Пентагона Эштон Картер назвал Россию главной угрозой и защитил ядерный бюджет от секвестра²⁹⁶. Более того, режимы контроля над вооружениями и укрепления доверия, которые обеспечили мирное окончание холодной войны, на грани коллапса. В первую очередь речь идет о Договоре 1987 г. о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Россия и США обвиняют друг друга в нарушении договора, а нынешняя атмосфера в двусторонних отношениях практически исключает дипломатическое урегулирование. Таким образом, реален риск возвращения к тем временам, когда неверные расчеты в Москве и Вашингтоне могли привести к уничтожению жизни на планете.

Говоря в целом, эта прото-холодная война подрывает возможность коллективных шагов по противодействию глобальным вызовам. Международный порядок в нынешнем виде зависит от базового уровня взаимопонимания постоянных членов Совета Безопасности ООН. Взаимопонимание между Россией и Западом исчезло и не восстановится в ближайшие годы, если не десятилетия. Таким образом, конструктивное взаимодействие внутри ООН и за ее пределами будет зависеть от способности государств дифференцировать вопросы, т.е. не позволять конфронтации на одном направлении мешать сотрудничеству по другим. Пока ситуация, сложившаяся после 2014 г., неоднозначна. Российские и западные дипломаты вместе работали над соглашением по ядерной программе Ирана в 2015 г. и Парижским соглашением по климату в 2016 г. В то же время напряженность привела к прекращению сотрудничества по вопросам, никак не связанным с Украиной. Так, Москва бойкотировала организованный США саммит по ядерной безопасности в марте-апреле 2016 г. и приостановила выполнение Соглашения об утилизации плутония в октябре 2016 г., также временно прекращена совместная работа по борьбе с терроризмом в Афганистане. Разногласия по поводу дифференцированного подхода существуют внутри обеих стран, постепенно, из-за отсутствия перспектив урегулирования кризиса, начинают доминировать те, кто выступает против любого сотрудничества.

Помимо миллиардов, потраченных на оборону и помощь Украине, Запад понес экономические убытки от санкционной войны, хотя и в меньшей степени, чем Россия. Одно из исследований показало, что из-за ограничения торговли и финансирования страны, которые ввели санкции, потеряли к июню 2015 г. по экспорту 60,2 млрд долл. или 3,2 млрд долл. в месяц. Особенно пострадал Евросоюз, на который пришлось три четверти убытков²⁹⁷. Учитывая непростое положение многих экономик еврозоны, это стало для них дополнительным ударом, поэтому внутри ЕС нарастает давление с требованием отказаться от санкций в финансовом и энергетическом секторах, которые увязаны с выполнением Москвой соглашений «Минска-2». Если это произойдет, несмотря на продолжающееся невыполнение «Минска-2» (такой сценарий не стоит считать невероятным), между Вашингтоном и Брюсселем может возникнуть раскол. Санкции слабо повлияли на поведение России, тем не менее, они обеспечили единство ЕС и США в кризисе, который легко мог их разделить. Разногласия по санкциям могут поставить под вопрос нынешний трансатлантический консенсус по России и Украине.

Региональные последствия

Таким образом, украинский кризис является парадигматическим примером развития ситуации в ходе игры с отрицательной суммой в постсоветской Евразии. Украина, Россия и страны Запада, вовлеченные в кризис, оказались в худшем положении, чем до него. Соперничество России и Запада не только за Украину, но и за все «государства-лимитрофы» набрало обороты. Россия и Запад повысили ставки в локальной игре, что и привело к нынешнему противостоянию. Аналогичная динамика наблюдается по всему региону: ни Запад, ни Россия не могут добиться доминирования, а их соперничество наносит ущерб самим «государствам-лимитрофам».

Хотя евроатлантические институты сохраняют номинальную заинтересованность в интегрировании «государств-лимитрофов», прежде всего Украины, Молдовы и Грузии, Россия предприняла шаги, которые делают их членство в западных альянсах невозможным, даже если эти страны будут соответствовать стандартам ЕС и НАТО. Она трансформировала сепаратистские конфликты в геополитические рычаги, и теперь территориальные споры за Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье, Крым и Донбасс препятствуют присоединению к западным клубам. Хотя в Европейском союзе и Североатлантическом альянса нет формальных правил, запрещающих предложить членство странам с оспариваемыми границами, ни один из институтов не хочет импортировать неразрешенные конфликты с участием России. Евросоюз выучил уроки Кипра, который вступил в блок в 2004 г.: конфликт между правительством Кипра и Турцией из-за Северного Кипра сказался на отношениях ЕС и Турции и даже Евросоюза и НАТО. Для НАТО после войны в Грузии в 2008 г. и особенно после украинского кризиса стало ясно, что предоставление гарантий коллективной безопасности странам, вовлеченным в территориальные споры с Москвой, может привести к прямому конфликту между альянсом и Россией.

Таким образом, Украина, Грузия и Молдова не могут рассчитывать на восстановление своей территориальной целостности, пока в Москве полагают, что это облегчит их вступление в евроатлантические институты. Для них варианты более или менее понятны: либо отказаться от стремления в западные клубы, либо смириться с отделением части территории. Говорят, что Путин прямо предлагал Саакашвили сделать такой выбор перед войной 2008 г.²⁹⁸ Но в основном такой выбор подразумевается. Только два «государства-лимитрофа» не лишились части своей территории – это Армения и Беларусь, наиболее тесно сотрудничающие с Москвой. Случай Азербайджана, где есть свой неурегулированный конфликт, – нетипичен. Хотя конфликт с Арменией по поводу Нагорного Карабаха продолжается, Россия не препятствует переговорам об урегулировании. Поскольку Баку никогда не выказывал заинтересованность во вступлении в НАТО и ЕС или даже интеграции с ними, исключение только подтверждает правило: Москва использует длительные конфликты, чтобы получить преимущества в геополитическом и геоэкономическом соперничестве с Западом в регионе.

Россия эффективно не дает Западу выиграть в этом соперничестве, препятствуя разрешению этих конфликтов, но и сама не может одержать полную победу. Подогревая сепаратистские противостояния, она настроила против себя элиты и общество в Молдове, Украине и Грузии. Ее предложения об интеграции не привлекают политиков этих стран. Даже на своего союзника Армению Москве пришлось давить, чтобы добиться вступления Еревана в ЕАЭС. Безусловно, от территориальных споров больше всего теряют сами «государства-лимитрофы». Эти нестабильные серые зоны являются источником различных проблем – от контрабанды до нарушения прав человека.

Усилившееся соперничество России и Запада не только препятствует урегулированию длительных конфликтов, оно в целом затрудняет процесс перехода от советской системы в «государствах-лимитрофах». Все эти страны в разной степени страдают от одинакового букета постсоветских патологий: неработающие институты современного госуправления; недореформированные экономики, которым не хватает функционирующих рынков; слабая или отсутствующая правовая система: «патрональная» политика, основанная на личных связях и зависимости, а не на идеологии и проработанных программах²⁹⁹; вездесущая коррупция и тесная смычка между политической властью и контролем над крупными финансовыми и промышленными активами³⁰⁰.

Если для сравнения взглянуть на посткоммунистические страны, вступившие в ЕС в 2004 г. (Польша, Чехия, Венгрия, Словакия, Эстония, Латвия, Литва и Словения, далее ЕС-8), три из которых были республиками СССР, результаты «государств-лимитрофов» после 1991 г. окажутся разочаровывающими. Диаграмма 1 иллюстрирует оценки «государств-лимитрофов» и ЕС-8 по показателям государственного управления, рассчитанным в рамках проекта Всемирного банка в 2014 году. Диаграмма 2 сравнивает их по индексу восприятия коррупции Transparency International 2015 года. За исключением Грузии «государства-лимитрофы» серьезно отстают от ЕС-8 по всем семи показателям.

Диаграммы 3-5 демонстрируют недостатки демократии и управления экономикой с момента начала перехода от коммунистической системы. В начале 1990-х гг. Европейский банк реконструкции и развития оценивал конкурентную политику, т.е. усилия по сокращению злоупотреблений на рынке и созданию конкурентных экономических условий (диаграмма 5), в «государствах-лимитрофах» и ЕС-8 приблизительно одинаково. К 2000 г. образовался значительный разрыв, который продолжает расти. Если в начале переходного периода оценки политических прав и гражданских свобод Freedom House демонстрировали некоторые расхождения, сегодня наблюдается зияющая пропасть (диаграммы 3 и 4). Диаграмма 6 демонстрирует скудные экономические блага, которые получило население после отказа от плановой экономики. Только Беларусь (благодаря щедрым субсидиям России) и богатый нефтью Азербайджан выглядят лучше по сравнению с последними годами существования СССР по показателю ВВП на душу населения. Молдова и Украина сегодня беднее, чем в начале переходного периода. Слабые показатели Украины особенно заметны в сравнении с Польшей. Украина начинала с более высоким ВВП на душу населения, сегодня же он составляет менее трети от показателя Польши.

Такой разрыв обусловлен комплексом факторов. В значительной –
хотя и не в исключительной – степени дисфункции в постсоветской Евразии обусловлены соперничеством России и Запада. Во-первых, оно способствовало, по выражению Джоэла Хеллмана, «равновесию частичных реформ»³⁰¹ во многих из этих стран. Хеллман отмечает, что в посткоммунистических странах, которым не удалось реализовать масштабные реформы в начале переходного периода, к концу 1990-х гг. сформировалас