Географию и историю он изучил лучше всех в Царскосельском лицее. Оттуда же вынес чувство собственного достоинства и самостоятельность суждений. Эти качества, наряду с блестящим образованием, пригодились ему на должности министра иностранных дел — как считают многие, лучшего в истории России…
Жизнь и карьера князя Александра Горчакова была фантастически удачной. Рюрикович по происхождению, он получил превосходное образование, окончив Царскосельский лицей, где был однокашником Александра Пушкина.
Начав служить в дипломатическом ведомстве ещё в правление Александра I, при его племяннике Александре II он стал министром иностранных дел, пробыв в этой должности четверть века и став легендой российской внешней политики. Всего же его дипломатическая карьера продолжалась 65 лет. «Я утомил Европу своим долголетием», — сокрушался политический долгожитель на исходе жизни. Впрочем, и продолжительности его физического существования можно только позавидовать: Горчаков прожил 85 лет, до конца сохраняя здравый смысл и бодрость духа.
И как прожил! Счастливо и на широкую ногу, имея в друзьях в молодые годы Пушкина, в зрелые — Фёдора Тютчева; во врагах — Александра Бенкендорфа и Клеменса фон Меттерниха, в соперниках — Отто фон Бисмарка, а в единомышленниках — самого императора…
Был последним лицеистом первого выпуска, последним в истории страны государственным канцлером, последним обладателем титула светлейшего князя и… первым по значению дипломатом.
Ещё обучаясь в лицее, будущий дипломат показал себя одинаково успешным как в точных, так и в гуманитарных науках, за что заслужил золотую медаль. В юности баловался стихами и завидовал Александру Пушкину. Рано выбрав карьеру дипломата, Горчаков большое внимание уделял языкам. Он свободно говорил и писал на английском, итальянском, немецком, французском, «знал довольно по-латыни» и великолепно владел русским языком, придавая особое значение точности формулировок. Оказавшись перед необходимостью содержать себя на одно только жалованье, начал вести операции на бирже и, будучи одарён математически, неизменно оказывался в плюсе. Проявил себя и как удачливый инвестор. Начав с нуля, оставил детям состояние в восемь миллионов рублей в ценных бумагах и землях, но при этом ни разу не был заподозрен во взяточничестве и каких-либо махинациях.
С молодости увлекаясь искусством, Горчаков, используя свои знания и чутьё, дипломатические связи и поездки, собрал превосходную коллекцию европейской живописи, что считал «самым благородным способом тратить деньги». Собрание Горчакова было им самим подробнейшим образом каталогизировано. Оно хранилось в семье и лишь после национализации частных собраний в 1918 году разошлось по нескольким музеям. Значительная часть коллекции Горчакова вошла в состав Эрмитажа.
Светскую обходительность Горчаков сочетал с репутацией либерала, человека чести и редкого великодушия. В юности добровольно отказался от наследования отцовского имения в пользу сестёр. Водил дружбу со многими декабристами, никого не выдал на следствии и не побоялся поддерживать связь с друзьями и в дальнейшем. Именно по его настоянию Александр II вернул из ссылки оставшихся в живых участников восстания 1825 года. Да и в дипломатии Горчаков полагался не только на расчёт, но и на чувства и даже страсти.
Свидетельством благородного и пылкого сердца Горчакова стала его женитьба, ради которой ему пришлось уйти со службы и, казалось, навсегда покончить с карьерой дипломата. На этом настаивал родной дядя его избранницы Дмитрий Татищев, по совместительству — начальник Горчакова.
Женился дипломат по страстной любви в возрасте 40 лет на 37-летней вдове с пятью детьми Марии Мусиной-Пушкиной (урождённой Урусовой) (1801−1853). В браке родились ещё два сына: Михаил (1839−1897) и Константин (1841−1926). Первый был дипломатом, второй служил по ведомству внутренних дел.
Коллегам по службе Горчаков запомнился как своими способностями и тщеславием, так и «негибкой спиной» — отсутствием сервильности и умением отстаивать свою точку зрения, невзирая на титулы и звания. По этой причине у него не сложились отношения с Бенкендорфом, Нессельроде и Ливеном, вследствие чего дипломат долго оставался в тени, выполняя рутинную работу. И только смена правителя позволила ему превратиться в блистательного Горчакова…
Занимая долгие годы разные должности в посольствах России в Берлине, Вене, Лондоне, Риме и Флоренции, Горчаков набирался опыта и связей. В 1846 году он устроил брак великой княжны Ольги Николаевны с принцем Вюртембергским, оказавшийся на редкость удачным. Дипломат же таким образом получил верных друзей, в нужный момент рекомендовавших его новому императору. В 1855 году, после смерти Николая I, убеждённого, что талантливый, но европеизированный Горчаков «не любит России», дипломат наконец получил должность посланника в Вене — центре европейской политики тех лет, а год спустя, вопреки интригам царедворцев, — главы МИДа. Назначение исчерпывающе объяснил вступивший на престол Александр II: «Мне нужны умные люди…»
Путь дипломата в большую европейскую политику начался с Венской конференции 1855 года, когда Россия, казалось, навсегда утратила международный авторитет и положение великой державы. На его долю пришлись тягостный ресентимент Крымского поражения; гигантский государственный («военный») долг; польские восстания, горячо поддержанные Европой; метания в поисках союзников между Францией и Пруссией; создание новой архитектуры сотрудничества с Европой; долгое и малоуспешное разыгрывание балканской карты и многое другое…
Путь этот означал принципиальную смену курса — от конфронтации к сотрудничеству с Европой и активному участию в европейских делах посредством «мягкой силы». А кроме того — выход российской внешней политики за пределы континента. Последнее означало не только продажу Соединённым Штатам русских колоний в Америке, но и вмешательство в Гражданскую войну в США на стороне республиканцев, а также включение в дипломатическую повестку судьбы Сахалина и Курильских островов.
Звёздным часом Горчакова стала Лондонская конвенция 1871 года, дезавуировавшая самые неприятные статьи Парижского мирного договора 1856 года. Россия вновь получила право иметь флот и крепости на Чёрном море. За этот успех, достигнутый в отсутствие военной силы и финансов, Горчаков, последним в России, получил титул светлейшего князя.
Он и в дальнейшем признавал исключительно мирные средства решения международных проблем, предпочитая большим конференциям и бряцанию оружием сепаратные переговоры и ловкую, исключительно тонкую дипломатическую игру на противоречиях и разнонаправленных интересах крупных и мелких государств. По мнению современников, сочетал изощрённость дипломата, хватку бульдога и точный слог любителя изящной словесности.
Мир в Европе и незыблемость границ рассматривались канцлером в качестве главного условия развития России, которую он старательно оберегал от вступления в конфликты. Недаром он первым в дипломатических документах использовал формулу «государь и Россия», превратив в субъекта внешней политики не только самодержца, но и страну, которой он умудрился вернуть статус великой державы.
Перед этим меркли недостатки поздних лет его карьеры, которые ему ставили в вину: чрезмерное доверие к Бисмарку и недооценка идеи объединённой Германии, упорство в разыгрывании балканской темы, некоторую негибкость, ряд других ошибок, извинительных возрасту, но непростительных политику. На самом же деле ошибка была одна, но трагическая, — он слишком задержался на своём посту, не сумев уйти вовремя…
Портрет Горчакова не случайно помещён на знаменитой литографии Петра Бореля 1872 года, включавшей изображение императора и ещё 10 человек, изменивших облик России. И не случайно же в 1867 году он получил должность канцлера — первейшего чиновника России. И дело не в том, что Горчаков помогал готовить и горячо поддержал крестьянскую реформу. «Россия будет иметь больший авторитет в политике, если внутри страны исчезнут разорение, бесправие, неурядицы», — полагал дипломат.
Парадоксальным образом руководитель внешней политики оказывал огромное влияние на внутриполитический курс, находя его как средством, так и конечной целью дипломатии. Широко известна фраза из депеши, разосланной Горчаковым иностранным дипмиссиям в 1856 году, на руинах Крымской войны: «Россия не сердится. Россия сосредотачивается…» Министр иностранных дел последовательно высказывался за радикальные внутренние преобразования. Он выступал за отмену любой цензуры; за расширение сети железных дорог; участвовал в подготовке манифеста о всеобщей воинской повинности; настаивал на амнистии для политических заключённых и ссыльных…
Хорошо зная все плюсы и минусы европейской жизни, сам европеец до мозга костей, Горчаков последовательно участвовал в строительстве европейской России.
Карьере Горчакова немало помогало то, что с юных лет он обожал светскую жизнь во всех её прелестях… Его прозвище «франт» неслучайно: под лицейским мундиром были роскошные жилеты, которые будущий канцлер исправно получал из дома. Немного портили дело очки, впрочем, он, чуть не единственный, получил впоследствии разрешение носить их при дворе, так что окуляры сделались одной из составляющих его образа. Коллеги поговаривали, что он любуется собой, смотрясь в чернильницу. Честолюбие и тщеславие сопровождали его всю жизнь.
Не чужд был Горчаков и других радостей жизни. По молодости слыл отъявленным картёжником и делал долги не меньше пушкинских; не отказывал себе в стакане доброго вина. Везде был желанным гостем, отличаясь остроумием, обходительностью, умением вести беседу. К тому же был большим поклонником женской красоты.
Спустя 10 лет после смерти жены завёл бурный роман со своей дальней родственницей Надеждой Акинфовой, которую даже развёл с мужем, намереваясь на ней жениться. Однако молодая особа предпочла престарелому канцлеру более свежего герцога Николая Лейхтенбергского. На склоне лет дипломат, полагавший, что старость несёт в себе массу удовольствия, вновь запутался в сетях Амура, не жалея средств на некую красавицу в Баден-Бадене. Это вызвало понятное недовольство его сыновей, специально приезжавших из России образумить батюшку. Им это удалось — канцлер скончался на следующий день после проникновенной семейной беседы, а прах его был отправлен на родину и похоронен в родовом склепе на кладбище Троице-Сергиевой пустыни под Петербургом…
