– Светлана Александровна, на что сегодня жалуются уполномоченному?
– В этом году нам поступило более 1300 обращений. Самое большое количество из них затрагивает право на образование (в основном, внутришкольные конфликты и взаимоотношения). Всегда значительный процент обращений касается права на жилье (как правило, от выросших детей-сирот). Есть вопросы по восстановлению в родительских правах, получению мер социальной поддержки. Жалоб по алиментам в прошлом году было больше примерно в два раза. Есть обращения от семей участников СВО…
Из нового. Дети часто попадают под влияние мошенников, у них нет критического мышления, они не понимают, когда ими манипулируют. Сегодня даже термин специальный появился – кибербуллинг.
Зато сейчас у нас нет ни одного обращения по невозможности заниматься спортом, нет жалоб на отсутствие мест в детских садах.
– Вы сказали, что большое количество обращений связано с внутришкольными конфликтами. Речь идет о буллинге (травле)?
– Да, проблема серьезная. Причем буллить может как учитель ученика (думая, что это в воспитательных целях), так и сверстники друг друга, и даже ученики – учителя. Родители в своих чатах могут создавать буллинговую ситуацию. В школах просто необходим медиатор, который разберется в ситуации и приведет стороны конфликта к компромиссному решению.
Во всех случаях я лично выходила в школы, мы изучали проблему изнутри с руководством, учителями, управлением образования и родителем. И всегда находили решение. Но, по моему мнению, если в классе есть "заражение" буллингом – с ним надо вести планомерную, многомесячную работу, иначе ребенку придется менять школу.
Недавно была ситуация в одной из школ. Учитель преследовал замечаниями ребенка, который переживал развод родителей. Оказалось, педагог уже третий год хочет уйти из школы, а директор его не отпускает: работать некому. Поэтому один срывает зло на детях, а другой закрывает глаза на это...
– Мы не можем выгнать учителя, потому что работать некому, мы не можем исключить из школы хулигана или направить его к специалистам, потому что на то должна быть добрая воля родителей…
– Это да. Особенно трудно найти подход к мальчикам, ведь многих воспитывают только мамы и бабушки, а в школе тоже почти одни женщины. Мы не можем даже направить на психолого-медико-педагогическую комиссию (ПМПК), где могли бы продиагностировать ребенка, дать рекомендации по программе обучения, предоставить возможность доучиться до девятого класса по упрощенной программе. На это должно быть согласие родителей. Исключить из школы тоже нельзя, до 15 лет никто не имеет на это права – это нарушает право ребенка на образование. Поэтому я считаю, что психологическое образование должно быть базовым, и нам очень нужны "родительские школы". При Университете непрерывного образования и инноваций появилась "Семейная академия". Там психологи бесплатно работают с детьми и родителями, устраивают очень полезные вебинары и мероприятия. Только посещают их почему-то единицы.
– Мама четверых детей не может никак восстановиться в родительских правах. Эта история из разряда тех, когда органы опеки под различными предлогами изымают детей из семьи?
– Это вполне нормальная мать. Не пьет. Но просто нет условий, которые отвечали бы требованиям опеки, хотя она очень старается. Случился пожар, всех спасли, но слишком, на мой взгляд, быстро мать ограничили в родительских правах. Детей изъяли из семьи и поместили в специальное учреждение. Это большой стресс для них. Мы уже год пытаемся воссоединить семью. Вроде и жилье временное нашли при помощи прокуратуры, и маму направили к психологу…
Скоро к нам приедет российский уполномоченный по правам ребенка Мария Львова-Белова с инспекцией социального сиротства и будет искать детей, которые необоснованно находятся в соцучреждениях. Ведь органы опеки обязаны в том числе помогать сохранять семьи, искать варианты поддержки.
– Если говорить о детских домах, то многих детей направляют в психиатрическую клинику просто за плохое поведение…
– Мы ездили в детское отделение клиники "Богородское". Действительно, большинство мест там занимают сироты. Среди них много недообследованных, потому что родителям порой было не до них, и детям там оказывается и психиатрическая, и психологическая помощь. Обоснованность помещения детей – не совсем наша зона ответственности, но если появятся сигналы, то всеми силами будем выяснять.
Мы проводили большой круглый стол по психиатрии с привлечением ведущих экспертов региона и пришли к выводу, что у нас нет самого главного: нет места, где можно помогать родителям учиться правильному взаимодействию с детьми, имеющими различные психические нарушения. В психдиспансер боятся идти, так как могут поставить на учет… У детей с диагнозами должно быть индивидуальное обучение и облегченный экзамен по двум предметам вместо четырех на ОГЭ.
Нам нужен дневной стационар. На встрече со Станиславом Сергеевичем Воскресенским проблема его отсутствия была озвучена. Руководство больницы просчитало несколько вариантов, есть специалисты. Надеемся, что на базе психиатрической больницы появится дневной стационар для детей.
– Ваши подопечные семьи с детьми-инвалидами никуда не делись? Вы по-прежнему их курируете?
– У Марии Львовой-Беловой есть замечательный проект "Сопровождение через всю жизнь". Это большой центр, где специалисты работают с родителями. Есть подпроект "Передышка", когда родители могут оставить своего ребенка на несколько часов со специалистами и заняться своими делами. За каждым инвалидом закреплен волонтер. Пилотный проект по масштабированию опыта уже запущен в 14 регионах. Для старта нужно только помещение, за которое не просят аренду. И мы с губернатором уже проговаривали данную возможность создания подобного центра у нас.
– Однако центр – это не только помещение, но и кадры. Они у нас есть?
– Специалистов у нас действительно не хватает. Психологи переживают, что на них возрастет нагрузка. Но можно пойти по пути Кировской области, которая организовала центр при одной из школ. Это наименее затратно.
У нас есть уже небольшие "квартирки" для занятий с детьми-инвалидами (и даже уже не детьми). Много самостоятельных организаций, которые работают с семьями с особенными детьми ("Мы вместе", "Грани", "Солнечный круг"…). У всех схожие задачи – помощь семье и социализация детей, все борются за гранты. Однако из сотен их членов участвовать в грантовых проектах могут лишь единицы. Поэтому проект единого центра очень актуален.
– У уполномоченного нет ни ресурсов, ни рычагов для решения проблем. Всё делается за счет личных связей и договоренностей?
– Всё зависит от активности межведомственного взаимодействия (смеется). Я познакомилась и лично договорилась о сотрудничестве практически со всеми ведомствами и учреждениями, которые могут помочь в разрешении проблем.
Отличное сотрудничество у нас сложилось с председателем областного комитета по труду Романом Соловьёвым. Нам удалось сдвинуть с мертвой точки проблему с официальным трудоустройством подростков на неполный день. Недавно обращался ребенок, отработавший две недели в кафе. Мало того, что ему не заплатили, так он еще и должен остался. Сейчас этим случаем занимается прокуратура.
А теперь мы нашли работодателей, готовых заключать трудовые договоры с несовершеннолетними. Сейчас любой подросток с 14 лет может прийти в службу занятости и спросить о вакансиях на предприятиях.
Наш регион уже многим может гордиться: у нас нет проблем с устройством в детские сады, для школьников начальных классов организовано бесплатное питание, при участии "Колыбели" мы можем реабилитировать женщин, попавших в трудную ситуацию или ставших жертвами насилия, помогая им найти работу и жилье.
– Ежегодно надзорные органы выявляют нарушения в организации детского отдыха и даже закрывают лагеря. А они всё равно потом работают. При таком огромном количестве собственных баз отдыхать нашим детям всё равно негде, потому что бюджетная стоимость путевок от соцзащиты не устраивает владельцев лагерей, которые продают путевки соседним регионам вдвое, а то и втрое дороже…
– Да, жалоб на летний отдых стало больше. В основном наши дети могут рассчитывать только на первую летнюю смену. Сейчас наша задача – войти в федеральную программу по возведению модульных лагерей. Быстровозводимые конструкции отвечают всем санитарно-техническим требованиям и строятся буквально за 2–4 месяца. При этом гарантия на них составляет 30 лет. Корпуса подключаются к теплоснабжению, и лагерь вполне может быть круглогодичным. Единственный минус – большой процент софинансирования.
У нас есть два муниципальных лагеря в Вичуге и Кинешме, которые нуждаются в обновлении. Сейчас обсуждаем эту тему с губернатором и, кажется, нашли понимание. Вариантом решения проблемы с детским отдыхом могут стать и сертификаты, которые успешно показали себя во многих регионах. Например, к нам уже приезжают с сертификатами дети из Москвы. На выделенные 60 000 рублей в своем регионе они отдохнуть не могут, но учитывая стоимость наших путевок, им еще и хватает дорогу оплатить.
– Застать вас на месте практически невозможно: вы где-то в бесконечных командировках. Еще не устали от такого ритма?
– Когда работу не воспринимаешь как работу, всё получается легче. Единственная сложность – встраивание в систему. У нас много рамок, которые необходимо соблюдать.
Мне повезло: из троих детей со мной сейчас живет только младший сын Никита, и он вполне самодостаточный – может и еду себе приготовить, и с собакой погулять. А для меня лучший релакс – это теплая ванна и медитация (смеется). Я умею эффективно работать и распределять свои силы. В конце концов, я же еще и психолог.
