В этом уверен иеромонах Амфилохий (Пушкарев), регулярно навещающий наших раненых воинов в одном из стационаров. Причем священник при этом диалоге является зачастую лишь свидетелем, и далеко не всегда от его действий зависит, откроется ли к Богу именно сейчас человеческое сердце. Предлагаем читателям продолжение записок госпитального священника.
Госпиталь для многих – место встречи с Богом. Многие здесь впервые подходят к исповеди и причастию. Кто-то быстро решается подойти к таинствам, а для кого-то такое решение является плодом долгих раздумий, сомнений и переживаний. Для последних священник становится проводником по пути веры, кто открывает то, что ранее было сокрыто. Бог в госпитале так близок к тем, кто Его ищет, что жизненные ориентиры повстречавшихся с Ним могут меняться очень стремительно. Те, кто ещё вчера видели мир с позиций часто чуждых верующим людям, после встречи с Богом начинают смотреть на происходящее вокруг себя глазами христианина. И у священника, контактирующего с этими людьми и наблюдающего за переменами в их душах, возникает внутреннее ощущение, что теперь они уже никогда не отойдут в сторону, всегда будут жить с Богом, и их жизнь навсегда и в полной мере станет христианской.
Подобные перемены, конечно же, являются для пастыря большой радостью, но в тоже время могут нести и определенные искушения – особенно для молодого священника, ещё не имеющего достаточного пастырского опыта. В его сердце могут зародиться мысли: «Я привёл человека к Богу. Я его воцерковил». И если случается так, что недавно встретивший Бога человек исчезает из виду, перестаёт приглашать священника для исповеди и причастия, наступившие перемены вызывают у пастыря внутреннее ощущение катастрофы. «Я же сделал всё что нужно и сказал ему самые правильные слова, что пошло не так?» Являясь свидетелем положительных перемен в жизни человека, он начинает ощущать ложное чувство собственной значимости, из-за чего часто забывается самое главное: приводит человека к Истине только Сама Истина. Чтобы избежать подобных мыслей, нужно иметь определённый опыт передачи ближнего в руки Того, Кто по праву является Сердцеведцем, Кто и позволил состояться встрече с Ним.
Нужно уметь найти в себе силы смириться с тем, что Бог познакомил человека с Собой через тебя, но дальнейший исход этой встречи зависит уже во многом от диалога с Богом в человеческой душе, содержание которого для всех останется тайной.
Опыт таких размышлений и переживаний был и у меня. И поскольку подобное может происходить не только с пастырем, но и с любым верующим человеком, сердце которого стремится рассказать окружающим его людям о Христе, мне хотелось бы поделиться историей, которая произошла со мной.
С самых первых посещений госпиталя я познакомился с одним молодым человеком, с которым у нас завязалась переписка. Он часто обращался в сообщениях с различными вопросами. Когда я приходил в госпиталь, непременно заходил к нему. Мы подолгу вели беседы, во время которых он задавал вопросы о вере, долго не решаясь на первые исповедь и причастие. Порой мне казалось, что наши беседы являются слишком отстранёнными, что в них мало духовного компонента. Но форсировать события я не решался, поэтому не спешил, позволяя всему идти своим чередом. И вот наконец-то долгожданный момент настал.
– Батюшка, когда Вы придёте в следующий раз, я бы хотел исповедаться и причаститься, – обратился он ко мне с просьбой в одну из наших встреч.
Конечно, эта просьба очень ободрила и обрадовала меня. В следующий свой визит я пришёл к нему, уточнил, по-прежнему ли сохраняется высказанное им намерение, и после положительного ответа состоялись его первые исповедь и причастие. После этого события он воспрял духом. А сделать это в его положении было совсем непросто. Состояние этого человека было достаточно тяжелым: он был лишён левой руки и не мог ходить из-за постоянных операций на ногах. Практически всё время у него держалась температура, что вызывало постоянную слабость и сонливость, от которых он уставал не меньше, чем от непрекращающейся боли. Но в первые дни после причастия он был очень бодр. Когда я заходил к нему, мне казалось, что настроение у мужчины «боевое» и он легко преодолеет все постигшие его испытания. Но постепенно картина начинала меняться, и я, в силу своей неопытности, не сразу смог заметить и ощутить эти перемены. Каждый мой визит к нему по-прежнему сопровождался его улыбкой, он всё также много шутил и смеялся. Но во всём этом внешнем проявлении оставалось всё меньше внутреннего наполнения.
Причины для подобных перемен были. С процессом его лечения возникали определенные сложности, заживление ран шло не так быстро, как предполагалось изначально, температура периодически возвращалась. Из-за всего этого постоянно сдвигалась дата выписки, а дальнейшие перспективы лечения становились всё более туманными. Те бодрость и сила духа, которые столь ярко были видны в первые недели после исповеди и причастия, постепенно начинали угасать. И вроде бы наши с ним беседы на духовные темы продолжались, я периодически его причащал и соборовал, но в душе моего знакомого происходили процессы, на которые я никак не мог воздействовать, и от ощущения своего бессилия перед ними не до конца понимал, как мне себя вести. Уныние, почувствовав, что сейчас оно обретает особую силу над моим знакомым, начало щемиться в приоткрывшуюся для него дверь сердца, и в какой-то момент смогло бесцеремонно войти внутрь.
Последний мой визит к нему в палату стал свидетельством того, что крепость его духа пала, и, к моему сожалению, улыбка на его лице стала какой-то абсолютно пустой, а взгляд необычайно грустным с оттенком раздражения на Того, Кто сейчас устраивал его жизнь по не тому, как казалось моему знакомому, сценарию. Выразилось это в том, что в свой очередной визит, когда я уже по обыкновению стал доставать всё необходимое для Причастия, он остановил меня и сказал, что сегодня причащаться не хочет. Настаивать я не стал, попытался спросить его о самочувствии, но разговор совсем не клеился. Тогда я понял, что лучше всего мне будет просто уйти.
Вечером этого же дня мне позвонила требная сестра и сказала:
– Батюшка, мне позвонили из отделения, где сегодня отказался причащаться больной и попросили пока к нему не приходить.
Когда я спросил о причинах такой просьбы, она ответила, что больше ей ничего не сказали и, может быть, что-то получится узнать позже.
Просьбу этого больного я принял достаточно тяжело. Писать он мне перестал. О его состоянии я ничего не знал, так как в скором времени его перевели в другой госпиталь. Я всё время думал о том, что, может быть, мной было что-то сказано или сделано не так. Что я как священник не смог прийти к нему на помощь тогда, когда максимально был нужен. Анализируя весь период нашего с ним общения, я со всей ясностью осознавал, что был свидетелем того, как его дух угасал, вера колебалась и надежда на выздоровление становилась всё слабее и слабее. Но делать мне было нечего. Я принял его решение и впервые ясно осознал, что самым верным сейчас будет отойти в сторону, оставив человека наедине с Богом, и в меру своих сил лишь молиться за того, чья грустная и пустая улыбка с нашей последней встречи часто всплывала в моей памяти.
Периодически я спрашивал у сестры, есть ли какая-то информация о моём знакомом, но о нём ничего не было известно. И в какой-то момент я смирился с тем, что, скорее всего, больше о нём ничего не услышу.
Мои походы в госпиталь продолжались, возникали новые знакомства, и, казалось бы, эта история должна была легко забыться. Но лицо моего знакомого с нашей последней встречи с улыбкой, полной грусти, часто возникало в моём сознании. И когда я встречал кого-либо с подобным выражением, меня было уже не обмануть: я со всей ясностью понимал, что в душе человека идёт напряженная борьба и сейчас его нужно поддержать, чтобы уныние не забило гол в оставшиеся пустыми ворота надежды.
Как это сделать, было далеко не всегда понятно. Но теперь у меня в арсенале было оружие, которое я активно использовал: не пытаясь найти нужные слова в себе, когда чаще всего их совсем и не было, передать человека в руки Бога и смиренно отойти в сторону, веря, что Бог не оставит того, кто в Нём так сейчас нуждается.
После описанных мной событий прошло около четырех месяцев. В один из своих визитов в госпиталь я шёл к корпусу по больничной аллее, как вдруг услышал обращенный ко мне голос:
– Батюшка! Это я!
Я не сразу смог понять, кто ко мне обратился. Но, приглядевшись, рассмотрел своего знакомого, связь с которым прервалась у меня на такой длительный период. От радости я его сразу обнял.
Наша встреча стала очередным чудом: в госпиталь он приехал на короткий срок, номер телефона у него поменялся, и если бы мы не встретились в этот момент, то, скорее всего, не встретились бы уже никогда. Я спросил его о самочувствии, на что он ответил, что поправляется: скоро будут сделаны операции, после которых можно будет заняться установкой протеза, и после этого он поедет домой. Жизнь, с его слов, налаживалась. И связана это было не только с внешним улучшением его здоровья, так как проблем оставалось ещё много: после поездки домой ему снова нужно будет вернуться на больничную койку, с установкой протеза тоже имелись сложности, и как они разрешатся, было не до конца ясно. Сложностей оказалось ничуть не меньше, чем тогда, когда наше общение начиналось, но отношение к ним стало совсем иным. В ходе случившегося в душе диалога этот человек смог «договориться» с Богом, и поэтому внутренне все сложности им были уже побеждены.
– Батюшка, Вам, наверное, передали мою просьбу тогда, поэтому Вы не приходили?
– Да, – ответил я.
Он опустил глаза вниз, и было видно, что сейчас за сказанную тогда просьбу ему было очень стыдно.
– Но теперь, пожалуйста, обязательно заходите ко мне!
– Да, непременно буду, – пообещал я.
После этих слов мы расстались, договорившись быть на связи. И как бы ни сложилась дальше жизнь, я был несказанно рад, что образ моего товарища с грустной улыбкой был полностью вытеснен из моей памяти и там навсегда остался образ человека, улыбка которого торжественно сообщала победу веры и надежды над унынием в его душе.
Какой урок из этой истории вынес для себя я? Он для меня однозначен. В своей жизни нельзя забывать о том, что далеко не всё в ней зависит от нас. А в пастырском служении нужно всегда уметь вовремя почувствовать, что наступает период, когда каким бы замечательным священником ты ни был, весь арсенал твоих возможностей нужно отложить, со смирением признав, что дальше Бог будет действовать Сам. И даже если со стороны это будет выглядеть как пастырский проигрыш, нужно найти в себе силы принять такое положение дел, помня, что священник – это орудие Божией любви в этом мире, и когда использовать это орудие, а когда прибегнуть к другим инструментам, Бог решает всегда Сам.
Иеромонах Амфилохий (Пушкарев)
Публикация сайта
Андреевского ставропигиального монастыря
Иллюстрации сайта Сергиево-Посадской епархии
