Конечно, зимой ослабленный авитаминозом организм особенно уязвим перед бактериями, которым на морозе куда комфортнее, чем в летний зной. Сами по себе низкие температуры с ветерком тоже не сулят ничего хорошего: не закрыл разок горло – получи неделю жёсткого бронхита. Но есть и системные причины, которые отличаются от страны к стране, даже если те находятся в одном климатическом поясе. Для россиян эти причины довольно экзотичны. При первых признаках сезонного ОРВИ мы почему-то редко берём больничный, пока болезнь не уложит нас надолго и всерьёз, хотя наше законодательство сравнительно гуманно по отношению к заболевшему работнику. Будучи на первых местах в мире по количеству врачей на душу населения, мы почему-то избегаем их посещать. А назначениям дипломированного эскулапа зачем-то ищем альтернативу у соседки, знахаря или анонимного умника в Интернете. И дело не в особенностях нашего генотипа, точно так же на нашем месте вели бы себя швед, финн или канадец.
В ноябре 2024 г. Скандинавский центр здоровья и рекрутинговая служба HeadHunter изучили вопрос. Почти половина опрошенных признали, что не берут больничный в случае недомогания. Каждому пятому респонденту брать больничный запрещает руководство, хотя это и противозаконно. А остальным почему-то совестно, неудобно или просто лень.
Почти каждый третий как-то договаривается с руководством: дескать, я тут поработаю удалённо, Пётр Иванович. И продолжает вкалывать по Интернету из собственной кровати, а через 2–3 дня несётся в офис заражать коллег недолеченным гриппом. Но это завидный и демократичный вариант. 19% россиян переносят болезнь на рабочем месте практически при любой температуре тела. Ради этого они вместо реального лечения принимают порошки, сбивающие симптомы, и стараются дотянуть до выходных, чтобы отлежаться. Если совсем прижало и хочется вдоволь поболеть, многие берут отпуск за свой счёт.
Но самое поразительное – это 48% россиян, которые продолжают трудиться, сидя на больничном или в том же отпуске. Хотя и не получат за эти дни оплаты в полном объёме. Даже если их работодатель – насквозь государственная контора с белой бухгалтерией, то 75% от зарплаты – это максимум, что из неё удастся выжать. Очень часто больничный означает, что и премии заболевшему не видать. А на неё приходится значительная часть зарплаты.
Работодателя тоже можно понять: он нанимает сотрудника, чтобы тот пахал, а не покашливал с утра в трубку, давя на жалость. И лишить заболевшего премии – это в пользу общей дисциплины коллектива, которому негоже устраивать себе каникулы. Однако большинство респондентов, если им верить, не симулируют: лишь 7% признались, что преувеличивали свои симптомы, чтобы не работать.
С другой стороны, в стране на данный момент – дефицит кадров. А во многих секторах идёт «гонка зарплат». При этом сами же работодатели признают, что запрещают брать больничный из-за нехватки сотрудников (67%) и высокой нагрузки по задачам (57%). Но где же логика? Ведь при таком раскладе возрастает вероятность, что проверенный и надёжный сотрудник, над законными правами которого надругались, психанёт и уйдёт. Да ещё и засудит контору, поскольку все больничные теперь имеют электронную версию. В любом случае работодателю придётся брать кого-то и обучать «с нуля» вместо того, чтобы дать уже обученному человеку спокойно поболеть неделю. Тем более в России с сентября 2024 г. снова возросла заболеваемость коронавирусом. И вряд ли у директора остались сомнения в том, что один инфицированный может весь свой отдел отправить к аппарату ИВЛ.
Судя по всему, проблема не только в деспотичном боссе. Несколько лет назад «АН» уже рассказывали, что 66% работающих россиян сознательны сверх меры. Хотя ситуация на рынке была совсем иной, каждый четвёртый продолжал ходить на работу больным. Похожим был и процент сотрудников, которые на больничном продолжали подключаться к выполнению рабочих задач.
Казалось бы, удалёнка уже давно является разумным компромиссом: человек простудился, но готов поработать из дома. Однако так подобным образом договаривались с шефом всего 9% россиян. Конечно, токарь, водитель или охранник не могут приносить такую же пользу с домашнего дивана, как юрист, бухгалтер или программист. Но всё-таки половина работников в России работать удалённо могут, а пользуются этой форой очень немногие.
В прошлые годы исследования уже показывали, что вовсе не злое начальство выворачивает людям крылья. Оказывается, 51% работодателей при любых признаках болезни рекомендуют сотрудникам оформлять больничный. Только 16% сотрудников посетовали, что их работодатели в целом не особо приветствуют больничные. Главная причина российского трудового рвения, оказывается, не в страхе быть уволенными. Ещё пять лет назад аж 19% работников в России считали себя незаменимыми.
Они едут на работу, распыляя бактерии по маршруткам и поездам, с уверенностью, что «без них всё рухнет». К 2022 г. незаменимых стало и вовсе 29%. Психологи говорят об очередных гримасах статусных игр: сотрудник, не сумевший добиться важного положения в компании, работает на создание в коллективе иллюзии, будто он и есть тот мужик, что кормит двух генералов. Например, 96% российских школьных учителей считают свои способности и квалификацию «выше среднего». Такие персонажи присутствуют в любой системе или стране, но в России их почему-то аномально много.
Если сравнить российские показатели с европейскими, то мы выглядим куда более собранными или здоровыми. Из россиян, которые всё-таки берут больничный, лишь 12% наслаждаются пледом и телевизором более 10 дней. А 28% уже через три дня спешат из дома знакомым маршрутом. Для сравнения: в Норвегии человек может год сидеть на больничном в связи с депрессией и получать 80% своего заработка. А чтобы полежать 2–3 дня дома, достаточно просто позвонить начальнику и поставить его в известность – отказать он не имеет права. В год можно на законных основаниях получить до 24 дней таким образом.
Можно спорить, какая из практик более здоровая. Если в России ввести норвежские подходы, официальный рынок труда просто исчезнет, потому что никто не будет официально оформлять работника, знающего своё право напиться водки и пару дней после этого «болеть». С другой стороны, в Норвегии намного благополучнее чуть ли не вся медицинская статистика: люди не только дольше живут, но и намного дольше эффективно работают, коли имеют возможность отдохнуть, когда просто заболела нога.
В любом случае связь между практикой переносить болезнь на ногах и общим уровнем сезонных заболеваний, безусловно, есть. Человек, стойко переносящий простудное заболевание на работе, рискует получить осложнения в виде пневмонии, бронхита, гайморита, отита или острого пиелонефрита. Врачи не дадут соврать: чтобы отлежаться, требуется не менее трёх дней. А люди, пренебрегающие домашним режимом во время болезни, восстанавливаются сложнее.
Но проблема не только в том, что вся Россия считает себя «незаменимым работником» и привыкла, сжав зубы, говорить себе «надо, Федя». Параллельно с многочисленными стахановцами существует и серый рынок больничных, которым пользуются как раз здоровые лодыри, не желающие проводить будни в офисе. Они болеют, наоборот, слишком часто и не боятся увольнений. Но сказ не о том. Значительная доля россиян нормально не лечится и не берёт больничный, потому что либо не имеет для этого физической возможности, либо не доверяет врачам.
По оценке Общества специалистов доказательной медицины, более половины населения РФ имеет ограниченный доступ к медицинской помощи. Причины разные. Кто-то может попасть в поликлинику, но не имеет денег, чтобы купить лекарства. Кто-то лекарства купить может, но из-за знаменитой оптимизации от посёлка до ближайшей поликлиники – 100 км. Как следствие, пять лет назад 48% россиян покупали лекарства без назначения врача. И, судя по наблюдениям экспертов, таких становится больше, а не меньше.
Все болезни приводят к потере рабочих дней и замедлению экономического развития. Директор Института проблем общественного здравоохранения Юрий Крестинский подсчитал, что общий ущерб для экономики России от различного рода заболеваний составляет около 350 млрд долларов в год. И не менее 20% этих потерь приходится на неправильное поведение самого пациента. Это 70 млрд баксов каждый год!
Нельзя сказать, что пациент косячит только от бедности и оптимизации. Тенденция к самолечению наблюдается и в богатых странах с высоким уровнем здравоохранения и компактно расположенной инфраструктурой. Но ускорение ритма жизни затронуло и их: многие европейцы воспринимают поход к врачу как трату времени. А в Штатах мода на самолечение отражена в популярном мультике «Южный парк», где взрослые герои увлекаются народной медициной, распространяемой «коренными американцами» и «мисс Информацией», и чуть не умирают при использовании «тампонов из волос чероки».
Однако наша ситуация всё равно аномальна: народной медицине доверяют 52% россиян, а треть скептически относятся к традиционным врачам. Женщина из глубинки так объясняет своё кредо: «К врачам больше не хожу, ибо многие лекарства, которые мне выписывали, давали побочные эффекты, о которых меня заблаговременно врач не предупреждал. И бабло снимали ни за что, и здоровье ещё больше посадила. Перешла на гомеопатию, чтобы убирать сам корень болезни». Вроде бы на телевидении выходит немало материалов, что «бабло ни за что» снимают как раз знахари и всевозможные колдуны. Проблема в том, что от работы врачей у народа совсем иной уровень ожиданий. Любая смерть или травма пациента, даже одного из тысячи, будет восприниматься как следствие некомпетентности медика. Зато если полегчало после пассов остеопата, об этом будет рассказано как о явном чуде всему подъезду.
Но одно дело – помочь отварами трав при простуде, а совсем другое – лечить онкологию. Квалификации знахаря обычно не хватает в случае осложнений – когда нужна операция или тот же диализ. Тем не менее даже среди высокообразованных людей распространён миф, будто знахари практикуют некий «естественный подход» к пациенту, без таблеток и операций. А секреты здоровья якобы передаются у них из поколения в поколение. Это, мягко говоря, чушь.
Однако знахарь появляется не на пустом месте. «АН» часто освещают реформу здравоохранения, начатую в конце 2000-х. Итоги её неутешительны: по сравнению с временами СССР количество врачей и больниц, особенно в провинции, сократилось в разы. В 60% населённых пунктов нет доступа к любым видам медицинской помощи, а в уцелевших больницах чуть ли не за всё приходится платить. «Оптимизацию» признали неудачной сами же её организаторы вроде Татьяны Голиковой и Вероники Скворцовой. А как расплата за ошибки пришёл коронавирус, принеся дикую избыточную смертность в миллион человек за полтора года.
Именно во время пандемии по репутации отечественной медицины был нанесён удар. Ведь не так много россиян отметили, что система здравоохранения в целом достойно приняла вызов – перестроилась «под ковид», работала на износ, изобрела вакцину, провела массовую вакцинацию. Куда больше запомнилось враньё медицинских чиновников, что привитые не болеют. Потом – болеют, но в лёгкой форме. Потом – болеют, но не умирают. Потом – умирают, но только старики.
Одной рукой разрушая провинциальные больницы и разгоняя врачей, «оптимизаторы» с пафосом долго позируют перед объективами с ножницами и красной лентой, открывая в областных столицах медицинские центры. И им совершенно сиренево, что в таком центре у приехавшего за 300 км пациента возьмут анализы и скажут зайти послезавтра. Где он будет жить, на какие деньги питаться – никого не волнует. Точно так же никто не подумал, что 60% женщин в провинции воспитывают детей одни и поехать куда-то лечиться позволить себе не могут. Поэтому в России будущего вся надежда на соседку-знахарку бабу Нюру и хорошую наследственность.
В Псковской области всего за несколько лет исчезло более 600 койко-мест. В Дедовичах после закрытия районной больницы только за один год 38 человек умерли, не дождавшись врача.
– Если у человека вечером случился инсульт, его доставят в преобразованный из больницы медпункт, где нет врача, – рассказывает врач из Дедовичей. – В реальности раньше утра за ним не поедут. Каковы его шансы выжить? Почти нулевые, ведь при кровоизлиянии дорога каждая минута. Или быстротечные роды – это 20–30 минут. Значит, принимать роды придётся в «скорой». Каковы шансы довезти ребёнка, если зимой в нашей «буханке» – ноль градусов даже с печкой.
В этих условиях правительство разрабатывает критерии «ответственного самолечения», ссылаясь на опыт развитых стран. Минздрав пытается ухватиться за термин, введённый Всемирной организацией здравоохранения в 1983 г., хотя ВОЗ имела дело с иной ситуацией. В Европе, например, очень строг оборот антибиотиков и даже обычных препаратов, которые мы давно привыкли покупать от простуды. И ассоциации производителей лекарств стали продвигать «ответственное самолечение», чтобы человек не бегал к врачу с головной болью, а самостоятельно выпил аспирин, понимая, каково его фармакологическое действие и с какими препаратами его лучше не совмещать. В России месседж совсем другой: лечитесь сами и отстаньте с вашими проблемами от государства – оно вам ничего не должно.
Казалось бы, последствия должны были бы растолкать развитие качественной платной медицины. Так и вышло: согласно свежему опросу ВЦИОМ, к услугам частных клиник сегодня прибегает почти каждый третий россиянин. Но частник растёт в крупных городах. А что ему делать в сельской местности, где живёт 38% россиян? Услуги платной медицины в 2020 г. могли потянуть всего 0, 9% сельских жителей, зато к самолечению прибегали 68, 4%. От болей в пояснице – горячие камни, лечение крапивницы – крапивой, заговорённая земля – от зубной боли.
Но даже в Москве и Питере многие частные медцентры дышат на ладан, поскольку горожане не богатеют на фоне нынешнего роста цен. Даже среднему классу приходится отказываться от хороших привычек вроде ранней диагностики, регулярной диспансеризации, семейного доктора. А частникам теперь приходится обслуживать хитрую фирменную технику, когда с запчастями проблемы, а официальных дилеров в России почти не осталось. Но без современного оборудования они могут утратить важную часть своего конкурентного преимущества.
К 2020 г. аналитики оценивали рынок платных медицинских услуг в 846, 5 млрд рублей. Частные затраты на систему здравоохранения достигли 39% (то есть на государственную медицину приходится 61%). Это очень много даже по сравнению с развитыми странами Европы: во Франции, Германии, Великобритании частники тратят 21–23%. В министерстве настолько обеспокоились конкуренцией с частными клиниками, что недавний руководитель Минздрава Вероника Скворцова предлагала ввести для них двойное лицензирование, исходя из «территориального планирования». Логика простая: если в районе есть поликлиника с лором, хирургом, неврологом и окулистом, то частную клинику здесь открыть нельзя. Инициатива не прошла: в Федеральной антимонопольной службе назвали предложения Скворцовой антиконституционными. Но усилия, призванные усложнить частнику жизнь, Минздрав наверняка приложит ещё не раз.
Кот в таблетке
В 2022 г. на российском фармрынке изъяли 58 серий неликвида зарубежного производства, среди которых доля производителей из Индии составила около половины – 28 серий. Зазвучали призывы дать приоритет «своим».Однако значительная часть российских лекарств тоже производится из индийских полуфабрикатов. А среди наших производителей есть «филиалы» тех же индийцев. Темпы появления новых российских лекарств в аптеках очень быстрые и тревожные. По-хорошему клинические испытания нового препарата должны длиться лет пять. И нет сомнений, что какую-то их часть в России подсократили.
По факту получается, что бесплатно попасть к врачу очень непросто, а попытка получить консультацию в аптеке часто оборачивается покупкой самого дорогого антибиотика. Попав в реанимацию с осложнением, больной объясняет: «Соседу выписали, и я стал то же самое принимать». Он долго морщит лоб, вспоминая, какие загуглил симптомы, на каком сайте прочитал, что у него сибирская язва, и когда начал принимать «рекомендованные» препараты.
Системный итог «ответственного самолечения» в том, что болезнь часто не диагностируется врачом в начальной стадии. По данным ВОЗ, в общей смертности в России доля предотвратимых смертей – 30–40%. Отсюда и невысокая продолжительность жизни, которую власти постоянно призывают повышать. Но сами же создают странные правила, которые выходят населению боком.
Несколько лет назад Минздрав решил немного побороться с коррупцией и запретил врачам в поликлиниках писать в рецепте название препарата – только действующее вещество. По идее, чтобы врач не мог получить откат с производителя. Зато в аптеке быстро научились по этому рецепту продавать вам кота в мешке. Ведь фармацевт запросто может убедить малообразованную бабушку, что сомнительный азиатский дженерик ничем не хуже брендового препарата, который стоит в несколько раз дороже. В ходе вызванной санкциями суматохи на рынке в России вовсе не требовалось проводить клинические испытания дженериков.
Импортозамещение лекарств – такая же палка о двух концах. Поскольку ни одна страна в мире не производит всех продающихся на её рынке лекарств, совсем без импорта России не обойтись. Однако в 2014 г. власти провозгласили приоритет всего отечественного. А год спустя Росздравнадзор опубликовал рейтинг фармпроизводителей, продукцию которых чаще всего ругали за низкое качество. Из 23 участников рейтинга 14 мест оказалось за российскими компаниями, в том числе и весь «пьедестал». У одного предприятия по результатам проверки было забраковано 29 серий препаратов. Это неудивительно: предприятие было основано как пороховой завод, а основная его специализация – производство с капсюлей-воспламенителей для боеприпасов.
Тот факт, что средняя продолжительность жизни россиян подбирается к 74 годам, выглядит как чудо. Учитывая качество лекарств, доступность медицинской помощи, растущее алкопотребление. Отношение к собственному здоровью долгие годы тоже было одним из наших слабых мест, но сегодня не всё так однозначно. Насмотревшись вдоволь на родителей с их советским «надо», детишки относятся к себе куда более внимательно. Спортплощадки в спальных районах пустеют при первых же похолоданиях. И всё меньше машин уезжает куда-то по утрам. И всё выше нагрузка на курьеров, развозящих по домам еду. А боязнь заболеть потихоньку тоже перерастает в болезнь.
