В отделении принимают всех новорождённых, которым нужна реанимационная помощь. За год здесь могут побывать около 250 маленьких пациентов, из них 200–210 — те, кто родился раньше положенного. Малыши могут провести здесь от недели-двух до трёх месяцев.
— Недоношенный ребёнок — это любой ребёнок с массой тела до 2,5 килограммов, — рассказывает завотделением Екатерина Артюшенко. — У нас проходит примерно 25 детей в год, которые весят меньше килограмма: по 700–800 граммов. Сейчас у нас три девочки с таким весом. А в прошлом году была самая маленькая пациентка — 490 граммов, родилась на 25-й неделе беременности.
Екатерина Артюшенко
490 грамм — комочек на ладошке, ростом чуть больше шариковой ручки. В реанимации девочка пробыла 2,5 месяца и поехала в федеральный медцентр в Москву.
Причины преждевременных родов разные. Среди наиболее частых Екатерина Артюшенко называет внутриутробные пневмонии и другие заболевания. Для малышей важны тишина, тепло и стерильность, поэтому в отделении всегда тихо, а врачи и медсёстры привыкли разговаривать вполголоса.
gallery-3495-thumbs
— Палаты трёхместные. Есть ещё реанимационный блок, где детки лежат под одному. Пациенты распределяются строго по эпидемиологическим показаниям и по времени рождения: в одной палате детки, рождённые плюс-минус в течение трёх суток. Т.е. если мы открыли палату, у нас есть 72 часа, чтобы её заполнить пациентами. Если по срокам рождения не подходят, тогда заполняется другая палата, — продолжает завотделением.
Всего в отделении 18 мест, но полным оно, к счастью мам и врачей, не бывает почти никогда. Мы разговариваем у широкого окна палаты, в которое видны кувезы: один под плотной светонепроницаемой накидкой — там лежит девочка, она родилась с весом 990 граммов, рядом с ней мальчик, он родился в срок и лежит в открытом боксе.
— Мы сразу у родителей спрашиваем, как они назвали ребёнка. Очень важно установить ещё и такой контакт, то есть не просто ты пришёл к ребёнку по фамилии там, допустим, Иванов, а пришёл к Андрюше, Варваре, Василисе или Матвею. Для нас очень важно, что они не безымянные, — объясняет заведующая.
Каждые три часа медсестра проводит малышам туалет: протирает глазки, санирует носик, обрабатывает кожу, меняет подгузник. Все биологические процессы у недоношенных детей такие же, как и у доношенных, только в гораздо меньших объёмах: кормление от одного миллилитра, подгузники — меньше нулёвки. На отделение закупаются специальные крохотные, — в обычном магазине их не найти.
Подошло время туалета и медсестра приоткрывает покрывальце над девочкой Кристиной. Уверенными движениями двигает крохотные ручки и ножки, — малышка на искусственном дыхании. Из ротика ведёт прозрачная трубочка к аппарату, который дышит за неё. Раз в три часа через такой же микроскопический зондик ей в желудок попадает специальная смесь для недоношенных детей.
Рядом с малышкой вязаная игрушка-осьминожка — это не забава, а искусственная имитация пуповины, которая даёт ей ощущение спокойствия и безопасности. В кувезе выставлены показатели температуры и влажности, чтобы не нарушать естественную для неё среду. Температурный режим для каждого ребёнка зависит от срока рождения и веса при рождении. Сверху кувез накрыт накидкой, чтобы создать затемнённость. Кристина, конечно, не понимает где она, но её маленький организм почти уверен, что она у мамы в животе, поэтому врачи ею довольны.
gallery-3497-thumbs
На мониторах бесконечно бегут цифры: 96-97-98 — это сатурация, она в норме. Внизу другие: 160-170-175… Это пульс и для недоношенного ребёнка это тоже норма. Ещё один показатель 65/34 — давление и тоже хорошо.
— Самостоятельное дыхание у неё проявляется, но нерегулярно, поэтому, проводим искусственную вентиляцию с теми параметрами, которые ей необходимы. Питание она усваивает. Смесь у нас стерильная, открывается на каждое кормление. Необходимое количество рассчитываем индивидуально для каждого пациента, — продолжает доктор.
Медсестра делает свою работу, сняв микроскопический носок с кукольной ножки. Маленькое нежное существо с чуть положенной на бок головкой дышит через трубочку и только иногда вытягивает ручонки или ножку. Подгузник на малышке затянут до максимума.
— Птенчик, — медсестра, уверенно берёт ножку в руки.
— У них же ногти растут, вы их стрижёте?!
— Если отрастает немножко, то да, стрижём.
В соседней одноместной палате начинает пищать датчик, цифры на мониторе показывают беспокойство: сатурация то падает до 75, то снова поднимается, пульс скачет то на 107, то на 156.
— Тяжёлый мальчик, — тихо произносит медсестра. Мы спешим отойти, чтобы не препятствовать её работе.
По другую сторону коридора пустая палата, которую готовят под нового пациента. Точно известно, что поступит сегодня, — мама уже в родовой. Определить некую цикличность поступления пациентов невозможно, предсказать заранее тоже. Поэтому работа построена так, что отделение готово к приёму всегда: позвонили или нажали в родовом зале тревожную кнопку — в реанимации уже всё готово.
— Если упростить, то каждый пациент — это подготовленная неожиданность?
— Если коротко сказать, то да. А всех деток, которые рождаются сроком меньше 34 недель (норма 38–40 недель — прим. Ф.) мы лично принимаем в родзалах, чтобы сразу вместе с неонатологами оказывать необходимую помощь, — говорит Екатерина Артюшенко.
Мамы пациентов реанимации лежат в отделении на другом этаже. Выходить из больницы им нельзя, чтобы не нарушать стерильность. К малышам они приходят каждые три часа и сцеживают молоко в специальной комнате, агукают, гладят, разговаривают. Детки откликаются и, кажется, очень ждут эти встреч.
— Мы — первый этап в восстановления всех функций, чтобы ребёнок мог самостоятельно дышать, справлялся с удержанием давления, чтобы не было нарушения сердечного ритма. Второй этап выхаживания — отделение патологии новорождённых, куда они, соответственно, потом переводятся, — продолжает заведующая, но не успевает закончить разговор. Звонят из родовой.
— На столе? Она уже рожает? Набери, пожалуйста… Нет, предупреди, что она никуда не делась… чтобы накрыли, да, да..— отвечает она кому-то и идёт в отделение, где принимают роды. Там вот-вот появился малыш, для которого готовили палату. Он доношенный, но проблемный.
В родовом светло, стерильно, пусто. Из зала №2 разносятся истошные крики роженицы. Медсёстры заходят и выходят, в какой-то момент в дверном проёме мелькает измученное лицо женщины с растрёпанными волосами. Понять и прочувствовать насколько ей там сейчас плохо, может только та, которая сама бывала в таком зале. Ах, если бы младенцев и правда находили в капусте…
В соседней комнате стоит дежурный кувез на колёсах — как раз для экстренных случаев, когда маленького пациента нужно как можно аккуратнее доставить в отделение реанимации. Пока фотографировали кувез, из родзала донёсся первый крик младенца.
— Вторые роды, всё быстро, — отвечает на удивлённый взгляд медсестра отделения. Вот так буднично и просто: пока мы ходили по коридорам, тут человек родился.
Ребёнка выносят из родзала. Из приоткрытой двери снова виднеется заплаканное лицо матери — она хотела бы прижать малыша к себе, осознав ради чего ещё раз прошла не самые радужные в жизни женщины девять месяцев. Момент, в который осознаёшь, что самое болезненное позади, а впереди столько нового, впереди вся жизнь... Но малыша быстро забирают: сначала на УЗИ, затем в реанимацию. Мальчик. Сложный.
Екатерина Александровна срочно возвращается к своим обязанностям, а мы идём в послеродовое отделение.
Там тоже бывают недоношенные дети, но те, которым реанимация не требуется. Сейчас в отдельной палате девочка без имени. Она появилась на свет два дня назад — на 35-й неделе беременности в результате кесарева сечения. Её вес — 2,32 килограмма. Её мама ещё сама в реанимации, и имя дочке дать не успела.
— Стабилизировалась малышулька, пока мы её контролируем, но она и сама справляется: сатурация 95 — достаточно хороший показатель. Пульс — 147, маленькое сердечко, как у воробушка бьётся. Желтушка была, — рассказывает завотделением, неонатолог Тамара Костина.
От аппарата к живому маленькому кокону, бережно закутанному в пелёнки, ведёт толстый синий провод — грелка. Тамара Васильевна работает в роддоме с 1986 года. Тогда начинала педиатром, и только через год, в 1987-м, появилась отдельная специальность неонатолога. Уж сколько малышей за эти годы прошло через её руки!
— Для вас ещё есть чудо рождения, или это давно рутинная работа?
— Как вам сказать?.. Понятно, что это наша работа, но это приятная работа, — улыбается она, и невозможно ей не верить, глядя на пять комочков, в рядок сопящих в прозрачных боксах.
— Комочки вечерние и ночные — что называется наш «урожай», да, — с теплотой говорит она о своих пациентах.
gallery-3496-thumbs
Больше всего на свете мамы детей, что сейчас в реанимации, мечтали бы оказаться здесь. Болтать с соседками по палате, строить планы на выписку, рассматривать подарочные наборы для выписки, выбирать коляски на маркетплейсах. Но для них всё не так просто и быстро.
После того как малыша стабилизируют в реанимации, и он научится самостоятельно дышать, удерживать давление и кушать, он с мамой переедет в отделение патологии новорождённых. Там они будут до тех пор, пока доктора не разрешат пойти домой, либо поймут, что дальнейшая дорога лежит в детскую областную больницу или федеральный центр для специализированной помощи.
За последние пару десятилетий медицина шагнула так далеко вперёд, что оправдывает надежды даже в самых сложных случаях. В 2018 года уральские врачи выходили девочку весом 370 граммов, которая родилась на 23-й неделе. А в 2023 году в Петербурге врачи приняли экстренные роды, и на сроке 22 недель на свет появился мальчик весом 320 грамм. Московский рекорд нынешнего года — девочка 400 граммов, она провела в больнице несколько месяцев, набрала вес до 2 740 граммов и выросла до 46 сантиметров. Цена такого спасения высока, но человеческая жизнь бесценна.
