515 прочитали
Не секрет, что после заката эпохи колониализма в ставшей «ничейной» Африке природные богатства оказались во многом бесхозными.
Россия как правопреемница СССР, который активно поддерживал на Чёрном континенте национально-освободительное движение, продолжает преследовать там свои государственные интересы.
Поэтому вполне естественно стремление Москвы в той или иной мере получить доступ к африканским сырьевым ресурсам.
Но с некоторых пор её в этом стремлении догнал и уже, пожалуй, перегнал динамично развивающийся конкурент – Пекин.
В 2003-2021 годах Китай вложил в африканские государства $51 млрд (1,6% его прямых инвестиций за рубеж), Россия – $1,7 млрд (0,5%). При этом в Замбии, Зимбабве, Кении и Эритрее пятая часть зарубежных капиталов, освоенных их экономиками, – из Поднебесной.
ЮАР и Конго-Киншаса – главные субъекты китайского финансирования (соответственно 12% и 10% от африканских вложений Пекина) главным образом из-за лития и урана. Данные элементы определяют будущее энергетики и всей технологической политики. Китайцы прекрасно понимают: тот, кто сегодня ими обладает, завтра завладеет миром. Другими словами, держатели этих ресурсов на своих условиях смогут навязывать решения всем остальным участникам глобальных процессов.
Цель Пекина – стать доминирующим фактором в индустриальной (в меньшей степени аграрной) структуре Африки. В основном он стимулирует строительство и добывающую отрасль, а переработку – постольку-поскольку. Таким образом, КНР сконцентрировалась на получении доступа к ценным и редким полезным ископаемым, что свидетельствует об упорном желании Госсовета республики и деловых кругов Поднебесной извлечь выгоду из богатой ресурсной базы континента и в перспективе обеспечить замкнутый, вертикально интегрированный цикл для нужд собственной промышленности.
Особенно интересует китайский бизнес литий – один из ключевых компонентов зелёной энергетики. За последние пару лет он инвестировал в добывающие это вещество предприятия $4,5 млрд, реализуя литиевые проекты в Зимбабве, Мали и Намибии.
Пекин поставил перед собой амбициозную задачу – к 2025 году добиться контроля над третью мирового рынка лития. В сочетании с выработкой других цветных металлов (China Moly, Zijin Mining и пр. занимаются в Африке производством 30% меди и 50% кобальта) это позволяет Китаю влиять на транснациональные логистические цепочки. Ему принадлежит около 7% от суммарной реализации добытых в Африке полезных ископаемых; тем не менее его влияние в вышеупомянутых стратегических секторах является подавляющим.
С точки зрения конфликта интересов рост зависимости от внешних инвестиций может привести к сценарию, при котором по воле Китая будет формироваться государственная политика ряда африканских стран (а значит, и региональная ситуация). Между тем экологические стандарты, а также проблемы промбезопасности на предприятиях, имеющих отношение к КНР, нередко игнорируются. В то же время справедливости ради стоит отметить: азиатские хозяева обеспечивают население рабочими местами и платят налоги в местную казну, что является косвенной предпосылкой устойчивого развития территорий.
Запад считает, что РФ использует свои энергоносители и продовольствие в качестве рычагов влияния на народы Африки. Наши скромные инвестиции в Чёрный континент выборочны, однако целенаправленны в геополитическом аспекте. Фактически они составляют 1% общего объёма иностранных вложений в Африку. Приоритетный партнёрский вектор, судя по действиям ЦБ, выстраивается в направлении Анголы, Зимбабве, Конго-Браззавиля.
Последний российско-африканский саммит продемонстрировал готовность Кремля расширять экономическую интервенцию, сосредоточившись на сельском хозяйстве, горнодобывающем производстве и энергетике. Цель – удвоить товарообмен к 2030 году. Энергетическая корпорация «Росатом» и горнодобывающая компания «Русал» участвуют в реализации проектов, которые хоть и не масштабны по объёмам финансирования, зато играют в пользу России существенную имиджевую роль. Эти проекты прежде всего касаются критически важных ресурсов. И, если китайцы ухватились за литий, россияне традиционно предпочитают уран, работать с которым у них неплохо получается везде, включая страны третьего мира. Так, «Росатом» интенсивно наращивает урановые запасы, в том числе посредством покупки мощностей в Танзании на сумму $1,15 млрд. Нигерский урановый вопрос пока неясен.
Однако урановая экспансия распространяется не только на сырьё, но и на всю топливно-ядерную фазу. РФ не принадлежит пальма первенства по отгрузке собственного урана-сырца, зато она имеет солидную долю в мировой структуре его обогащения – 46%. Это весьма актуальное обстоятельство, позволяющее адаптировать сырой уран для «пищи» почти половины существующих АЭС.
Наконец, РФ лидирует в экспорте атомных технологий. В 2012-2021 годах она инициировала строительство 19 атомных реакторов, причем 15 зарубежных, что гораздо больше, чем любое другое государство ядерного клуба. В большой политике всё переплетено, и российский контроль над технологией рождает кабалу для стран, использующих её. Естественно, это касается и африканских партнёров, решивших использовать наши ядерные технологии. В свою очередь, для нас будет идеально, если российское руководство приберёт к рукам часть этого направления на континенте в комплексе.
А тут ещё вдобавок Москва – опорный поставщик вооружений в Африку, контролирующий половину здешнего рынка. Такое доминирование наряду с нестандартными методами воздействия вроде частных военных компаний усиливает управление африканским потенциалом.
Хотя экономическое присутствие России в Африке не так распространено, как китайское, её взаимодействие с африканскими режимами представляет собой хорошо структурированную систему. Впрочем, не следует забывать, что до африканского добра есть и иные охотники, жаждущие использовать его в качестве инструмента политического давления. Хотя это уже тема отдельного материала.
