В этом году наше общество минимум дважды столкнулось с тем, что по-научному называется идентитарным вызовом. Сами обстоятельства вопрошали, кем мы себя считаем и есть ли имя, которое нас объединяет. Вопрос, на который многие страны ответили когда-то давно, у нас всё ещё считают политически некорректным. Однако обходить его стороной – своего рода искусство, игра, в которой мы, как граждане, нередко проигрываем.
Первым вызовом было обсуждение поправок к Конституции. Обойти вопрос о субъекте демократии было невозможно. После долгих прений так и не получилось объявить о связи российского государства с русской идентичностью. Народ, являющийся носителем суверенитета, не был обнаружен.
Зато в статью 68 вставили понятие «государствообразующий народ». Правда, не назвали напрямую. Указано только, что он говорит на русском. Впрочем, русский язык – это же «достояние всего человечества».
По новой формулировке, неназванный народ входит в «союз равноправных народов», которым объявлена РФ. Этот союз, правда, юридически не заключён, а является историческим наследием. Подробнее всё было разъяснено ещё в 2012-м в известной статье В. Путина «Россия: национальный вопрос». В ней классическое определение Эрнеста Ренана «нация – это ежедневный плебисцит» заменяется на утверждение верности выбору, который сделали наши предки и который воплощён в имеющихся формах государственности.
Таким образом, власть у нас репрезентант не нации, а исторического факта образования государства. Нам как бы и не нужна идентичность, объединяющая общество и государство. Историческая предопределённость делает как бы излишним вопрос об общем имени. И мы вновь смогли успешно его обойти.
Но вскоре обстоятельства опять поставили его перед нами. На этот раз внешние. После президентских выборов в Белоруссии вновь вернулся в повестку дня вопрос об углублении интеграции двух государств. У идеи объединения в Белоруссии немало сторонников, и, как говорят социологи, таковых пока большинство.
Перед Россией стоит задача предложить реалистичный проект объединения, образ совместного будущего как пути к решению накопившихся проблем. Но здесь мы вновь натыкаемся на ту же загвоздку.
Любой интеграционный проект, тем более проект общего государства, должен иметь идентичность. Приглашать белорусов в «союз народов» РФ не получится: им своя форма государственности тоже дорога, она их спасла от наших 90-х. Другого исторического факта на уровне госструктур, который бы мы совместно наследовали, уже нет: в 1991-м отменили. И надо либо обратиться к реальным свойствам населения наших стран, либо отбросить эту идею как утопичную.
Есть, правда, слова российского лидера, что мы один народ. Но вот какой – произносить вслух стесняются. Обыкновенно у народов есть имя, а тут его вроде как нет. Правда, Лукашенко заявлял, что мы – «два русских народа».
Казалось бы, ответ найден: мы русские и создаём русский союз! Но нет. Ответ не подходит, так как подрывает основания нынешней системы РФ, в которой государствообразующим является народ, который нельзя называть. Кажется, мы обречены обсуждать вопросы экономического взаимодействия, вечно уходя от образа общего будущего. «Своими» мы белорусов так и не признаем – у нас ведь для этого и критерия нет.
Поправки к Конституции и реакция на события в Белоруссии в очередной раз высветлили тяжёлый кризис идентичности в России. Кризис институциональный, создающий целую систему умолчаний внутри страны и в её внешних контактах. И в конечном счёте блокирующий любое наше самоопределение.
