В 1920-30-х годах карикатуры на зарубежных политиков появлялись в советской прессе регулярно. Право художников потешаться, к примеру, над британским премьер-министром Джеймсом Макдональдом «теоретически обосновывал» Анатолий Луначарский:
«...Мы имеем право изображать врага карикатурно, – заявлял нарком просвещения. – Ведь никто не удивляется, когда Ефимов или кто-либо другой из карикатуристов ставит Макдональда в самые неожиданные положения, в которых тот в действительности никогда не был. Мы очень хорошо знаем, что это большая правда, чем лучшая фотография Макдональда, потому что этим искусственным положением, неправдоподобным положением карикатура выясняет внутреннюю правду ярче и острее, чем какой бы то ни было другой приём».
Чем более обострялась международная обстановка, тем более едкими становились советские «внешнеполитические» карикатуры. Расцвет этого жанра пришёлся на годы Великой Отечественной войны. Из-под карандашей отечественных карикатуристов выходили многочисленные рисунки, героями которых были «четыре Г»: Гитлер, Геринг, Геббельс и Гиммлер.
Примечательно, однако, что эти работы предназначались для пассивного восприятия, но не для копирования. Как вспоминал правозащитник Марк Поповский, когда он в юные годы перерисовал из «Правды» изображение Гитлера с топором, у него изъяли тетрадь, а переполошившиеся учителя со страхом допрашивали школьника, кто научил его «таким рисункам».
Когда после войны «железный занавес» разделил Европу пополам, «образ врага» в советских журналах трансформировался. Противниками стали вчерашние союзники по антигитлеровской коалиции. Как утверждает автор книги «Социология политического юмора» Анатолий Дмитриев, советские карикатуристы изображали «Черчилля, Трумэна, Брэдли, Эйзенхауэра, Этли и других». Однажды в журнале «Крокодил» было напечатано изображение канцлера ФРГ Конрада Аденауэра, за спиной которого вставала тень Гитлера.
Наряду с этим в послевоенные годы появилась тенденция к обезличиванию политической карикатуры. В период политики «разрядки» шаржированные изображения лидеров зарубежных стран и вовсе попали под запрет. В брошюре Главлита «Перечень сведений, запрещённых к опубликованию в открытой печати, передачах по радио и телевидению» (1978 год), упомянут следующий пункт: «Карикатуры, фельетоны и другие материалы, содержащие выпады против глав правительств и глав государств зарубежных стран».
Данная строка не случайно появилась в разделе, посвящённом внешней политики. Советские органы относились к политическим карикатурам весьма серьёзно. Например, сотрудник Международного отдела ЦК КПСС Анатолий Черняев, затрагивая в дневнике тему сложных взаимоотношений с британскими левыми в 1973 году, упомянул обидную для СССР карикатуру в социалистическом журнале Tribune: «Никсон и Брежнев обнимаются, а в ногах у них путается маленький Маркс, стараясь привлечь внимание к «Капиталу», который он держит в руках».
Кремль стремился не провоцировать западную прессу на антисоветские выпады. Однако изменения в «карикатурной политике» требовалось как-то объяснить читателю. В одном из номеров «Крокодила» появилась такая подпись: «Из уважения к президенту (США) мы его не нарисовали». Откуда взялось «уважение», не уточнялось.
Вероятно, именно запрет на изображение политиков имел в виду художник Борис Ефимов, когда спросил у Брежнева, не станут ли карикатуристы безработными. Генсек поспешил заверить заслуженного мастера, что до этого «ой как далеко».
«Представлять» Америку в советских карикатурах стал Дядя Сэм. Вернулись художники и к подзабытому образу «буржуя-капиталиста». Ещё один символ вражеского лагеря – бравый вояка-генерал из Пентагона, разжигающий войну под видом мирных инициатив.
Однако были и исключения из правил. Откровенные «фашисты» вроде чилийского генерала Пиночета по-прежнему изображались узнаваемыми. А однажды в период конфронтации с Китаем «Литературная газета» поместила на своих страницах карикатуру на Мао Цзэдуна. Однако больше такие случаи не повторялись.
